Война совести

Байкалов Альберт

– Да не то чтобы не хватает, драйва нет, запала, – глядя в глаза Хвастуну, посетовал Боря. – Ты обо мне чего вспомнил?

– Дело у меня к тебе одно есть. – Хвастун бросил взгляд на дверь и положил перед Борей завернутый в пластиковый пакет рушник. – Глянь.

– Знаю, не принято, – осторожно разворачивая кусок материи, заговорил Боря, – но так и подмывает спросить: где взял эту ветошь?

– Почему ветошь? – машинально спросил Хвастун.

– Старая тряпка… Возможно, использовали как полотенце, – разложив на столе рушник, стал перечислять Боря. – Рисунок… Хм… – Он наклонился,

не глядя выдвинул из стола ящик, взял лупу и стал рассматривать витиеватый узор вдоль кромки. – Ручная работа. Скорее конец восемнадцатого, начало девятнадцатого… Хотя нет, судя по всему, позже. Льняная.

– Что скажешь? – сгорая от нетерпения, спросил Хвастун.

– Зосима и Савватий вторую часть ее хранят, – прошептал про себя Боря и поднял на него взгляд: – А что ты хочешь от меня услышать? – Он пожал плечами. – Зачем тебе эта тряпка?

– Ты можешь сказать, что там написано? – Хвастун показал взглядом на рушник.

– Надпись сделана на старославянском. – Боря вновь стал рассматривать буквы через лупу. – Причем часть текста зашифрована, но этот способ сокрытия смысла мне известен. Любой студент разгадает…

– Все хотел тебя спросить, откуда ты все знаешь? – прищурился Хвастун.

– Ну, допустим, не все, а ровно столько, сколько положено знать кандидату исторических наук…

– Чего? – ошарашенный известием, недоверчиво протянул Хвастун. – Ты кандидат наук?

Пришла очередь удивляться Боре:

– Обидеть меня хочешь?

– Да нет, – спохватился Хвастун, вдруг проникнувшись уважением к этому ботанику. – Просто не верится, как у людей судьбы могут меняться.

– Не говори, – вновь начав изучать рисунки, согласился Боря. – До восемьдесят девятого я читал лекции, ездил со студентами на раскопки…

– А потом?

– Потом, на раскопках под Астраханью, пропала часть ценностей… Получил два года… – Он вздохнул. – Отсидел, вышел в другую страну. Пришлось приспосабливаться…

– Дела-а… – протянул Хвастун.

– В общем, как я понял, это часть какой-то карты, которая указывает… – Он наклонился ниже: – «Где добро хранится, у злодеев отобранное царским указом».

– А какое добро, не написано? – стараясь не выдать своего волнения, спросил Хвастун.

– Нет, – пожал плечами Боря.

– Ну а что Зосим с этим сватом? – Хвастун подался вперед. – Ты же сам сказал.

– Зосима и Савватий вторую часть ее хранят, – повторил Боря.

– И где мне их искать? – расстроился Хвастун.

– Это соловецкие чудотворцы, – едва заметно улыбнулся Боря. – Умерли оба давно.

– Так что, вторая часть в могилах? – попытался угадать Хвастун.

– Не знаю, – признался Боря. – Возможно. Хотя, – вскинул он на него взгляд, – они канонизированы.

– И что? – часто заморгал Хвастун.

– Значит, на иконах есть, – пояснил Боря. – Так что, может, то, что ты ищешь, в один из образов и спрятано…

– Ну, что скажете? – закончив свой рассказ, спросил Хвастун.

– Ты уверен, что там правда сокровища? – Переглянувшись с Белкой, Щербатый вновь уставился на Хвастуна.

– Нет, – признался Хвастун. – А вдруг?

– Вдруг не считается, – цокнул языком Гвоздь. –

Эти староверы куда едут хоть?

– Узнать не сложно, – пожал плечами Хвастун. – Журналистка дала номер телефона, по которому можно позвонить о находке. Я его запомнил. А там дело техники.

– Для них ценной вещью все что угодно может быть, – не унимался Клим.

– Не скажи, – возразил Щербатый.

– Их в аэропорту машина встречала с кировскими номерами, – задумчиво сказал Хвастун.

– Мне бы твою память, – с завистью вздохнул Гвоздь.

– Моей памяти у тебя отродясь не будет, – зло глядя на верзилу, заговорил Хвастун. – Откуда ей взяться в отравленных с самого детства водкой и наркотиками мозгах?

– Почему сразу отравленных? – напыжился Гвоздь.

– Да от тебя даже сейчас разит за километр, – не выдержал Хвастун и заехал Гвоздю ладонью в правую половину головы. Слетев с перевернутого вверх дном ящика, тот упал на пол. – Сказал, жрать, только когда я скажу!

– Я случайно. – Морщась и потирая ушибленное ухо, Гвоздь встал на колени, потом сел.

– Поступим следующим образом, – принял решение Хвастун. – Клим, ты как самый головастый, делаешь точную копию рушника.

– Я шить не умею, – испуганно округлил глаза Клим.

– Дурак, – расстроился Хвастун. – На бумаге нарисуешь. И не один раз. Все в точности.

– Можно ксерокопии сделать, – неожиданно блеснул эрудицией Гвоздь. Он уже перестал морщиться и тереть щеку. Ухо стало малиновым.

– Где ты такой ксерокс найдешь? – с досадой спросил его Хвастун и продолжил: – Белла, поедешь к журналистке и отдашь рушник. Заодно подробно выспроси, когда и на чем староверы едут…

– И куда, – вставил Клим.

– Это само собой, – кивнул Хвастун. – Я пока попробую разузнать по номеру машины владельца.

Глава 3

Двое суток, проведенных в деревне, не прошли даром. Никита Лукич пообвыкся, стал понимать значение многих слов. Российские старообрядцы сильно отличались говором и послаблениями. В Америке, находясь в стороне от развития России, старообрядцы сумели сохранить свою самобытность. Здесь же и говор совсем другой. Никита был поражен наличием в деревне старообрядческого радио. Но еще больше его удивил старенький компьютер, который стоял в одной из комнат дома Панкрата Миленовича. Накрытый сверху тряпкой, он включался строго в определенное время – вечером, перед ужином и до молитвы. Нельзя сказать, что Никита Лукич не знал и никогда не видел этого устройства. Однако чтобы он был в доме старообрядцев, и в мыслях допустить не мог.

– Ты не пугайся так, – успокаивал его Панкрат, пока старший сын включал дьявольскую игрушку. – Мы на мирские сайты не заходим. У нас свой есть. Там рассказывают о последних наших новостях, молитвы печатают… Много чего. – Он махнул рукой. – Вот смотри. – Панкрат ткнул в светившийся экран пальцем. – Это температура воздуха на сегодня, а это на завтра. Видишь, солнышко? Ясно будет. Удобна вещь.

– Хорошо, вижу, – кивал Никита Лукич, отводя взгляд в сторону.

– Ладно, пойдем, – заметив, что не по себе гостю, подтолкнул к выходу Панкрат.