Война совести
Шрифт:
– Да ладно тебе, – раздался голос Андрейки, который устроился на полке напротив. – Тощие какие.
– Сам ты тощий! – озлобился Василий. – Справные…
– Почему ругаешься? – нахмурился Никита Лукич. – Негоже так с братом разговаривать.
– Да не только с братом, вообще ни с кем, – пряча под полку сумку, сказала Агата. – Грех это.
Поле кончилось, потянулся лес.
– У нас коровы завсегда лучше! – не унимался Андрей.
– Хватит спорить! – строго сказала Агата и села. – Умаялась
– Ляг, полежи, – хмыкнул Никита.
– Как же. – Она поправила платок, который никогда не снимала.
В двери постучали.
Никита Лукич переглянулся с Агатой и встал.
– Здравствуйте! – поприветствовал Никиту невысокий, со слегка выпирающим животиком мужчина лет пятидесяти. – Берестов Никита Лукич, если не ошибаюсь?
– Не ошибаешься, мил человек, – обрадовался Никита, пропуская гостя в купе. – Берестовы мы как есть… А вы кто же будете?
– Зовут меня Сергей Аркадьевич, – представился мужчина, садясь на край нижней полки. – Вам звонили насчет меня…
– А как же! – кивнул Никита и опустился напротив. – Панкрат Миленович при мне говорил.
– Кто такой Панкрат? – недоверчиво прищурился мужчина.
– Родня наша, – объяснил Никита. – Жили мы у него до поезда.
– Вот, – Сергей Аркадьевич протянул сверток, – передать вам просила еще в Москве девушка…
– Вот оно, – непроизвольно вырвалось у Никиты, когда он развернул рушник. – А не сказала, где взяла?
– Сказала, – кивнул Хвастун. – Недалеко от аэропорта, среди разбросанных вещей.
– А почему они разбросаны и кто их разбросал? – не понял Никита.
– Насколько она мне успела объяснить, это, – Самохвалов показал взглядом на лежащий на коленях Никиты Лукича рушник, – было в чемодане, который у вас похитили. Так?
– Именно так и было, – подтвердил Никита Лукич.
– Дело в том, что воры выбрасывают ненужные вещи, а тем более чемоданы. Ведь это не только хлам, а еще ко всему улики…
– Что такое улики? – нахмурился Никита.
– Это вещи, которые подтверждают факт преступления, – со знанием дела пояснил Самохвалов.
– А дальше что? – Никита посмотрел Хвастуну в глаза.
– Девушка эта выгуливала собаку и нашла. А как раз перед этим смотрела телевизор…
– Спасибо вам большое. – Никита снова развернул рушник, осмотрел его, словно проверяя, в целости рисунок или нет, и стал осторожно сворачивать.
– Девушка еще сказала, что вы обещали за эту вещь деньги, – для убедительности картины и чтобы подольше задержаться в купе, заикнулся Хвастун.
– Да, – спохватился Никита и потянулся к висевшему на стенке пиджаку.
– Нет, что вы, ничего не надо! – предостерегающе выставил перед собой ладони Самохвалов. – Она просила передать, что просто рада помочь…
– Есть же люди и среди…
Никита
– …среди совсем незнакомых нам.
– Тем Россия и славится, – повеселел Самохвалов. – Можно узнать, если не секрет, чем эта вещица вам так дорога?
Никита посмотрел на гостя. Показалось, как-то напряжен новый знакомец и взгляд странный какой-то. «Хотя чего это я?» – удивился он.
– Смысл большой в эти письмена и рисунки заложен. – Никита Лукич погладил свернутый рушник и передал Агате. – Прабабке моей прадед наказал его шить. Больше пока ничего не знаю, – развел руками Никита. – Сам на месте, которое здесь обозначено, не был…
– Так, может, там клад зарыт? – напрямую спросил Самохвалов.
Никиту Лукича аж пот прошиб. Не хотел он, чтобы про цацки царские кто-то еще знал. Это он крепок и равнодушен до богатства. А есть люди послабее. Но и врать грех, тем более что человек, видно, хороший. А что глаз недобрый, так это сейчас у всех так кажется.
– У нас не принято богатство заводить, – ушел от ответа Никита Лукич. – Плохо это. Бери столько, сколько нужно…
Глядя сквозь проносящиеся мимо фермы моста на водную ширь Оби, берега которой, как и всех крупных рек России, были усеяны коттеджами, Матвей стукнул яйцом по столу и стал снимать скорлупу.
– Ты ничего не чувствуешь? – спросила Марта.
– Голод, – лаконично ответил Матвей и перевел на нее взгляд. – Сексуальный…
– Кто о чем, а вшивый о бане. – С этими словами она взяла из его рук яйцо, потянула носиком и сморщилась: – Фу! Это есть нельзя!
– А что можно? – Матвей вопросительно уставился на Марту. – Утром ты колбасу в мусор отправила, сейчас яйца. Когда до меня очередь дойдет?
– Хочешь отравиться? – прищурилась она.
– К Томску подъезжаем. – Матвей показал на окно. – Сейчас купим что-нибудь…
– Покупать на вокзале, тем более в такую погоду – самоубийство, – с назиданием сказала она.
– Тогда я тебя сожру, – спокойно ответил он.
– Пошли в вагон-ресторан? – неожиданно предложила Марта.
– Давно бы так. – Матвей ударил себя ладонями по коленям и встал.
Ресторан находился через вагон и был заполнен меньше чем наполовину. Причем все посетители предпочли сторону, противоположную солнечной.
Придерживая Марту за талию, Матвей провел ее к столику в центре, у перегородки, делящей вагон пополам.
Марта устроилась у окна. Матвей напротив. Подошедший официант положил перед ними меню.
Матвей открыл красную папку и протянул Марте.
– Щи, солянку, – пробежав взглядом по компьютерному тексту, стала перечислять она, – минеральную воду…