Война Спартака
Шрифт:
Спартак долго молчал:
– Мне это ни к чему. Я воин, а не чудотворец.
Впрочем, остыв, он дал указание принести общенародные жертвы Нептуну и другим морским божествам, а также Фортуне Рабов.
По совершении молебствий люди принялись строить плоты. Мужчины пилили и таскал и брёвна, женщины резали на ремни бараньи шкуры, дети и старики заготовляли ветки. И не было тут ни старых, ни больных, но все работали не покладая рук. Трудились даже ночью. Ни один человек не показывал другому кровавые мозоли на ладонях, никто не жаловался на гудевшие плечи и спину. Их подгонял не столько страх перед римлянами,
Работа спорилась, и Спартак повеселел. Вожди подчинялись его распоряжениям. Даже недоверчивый Каст, поняв, что плоты будут построены и, значит, все они вскоре окажутся в Сицилии, где много хлеба и скота, а на побережье богатые греческие и римские города, смягчился. На Везувии, когда обстоятельства были столь же отчаянными, они тоже работали ради спасения день и ночь. Но тогда их насчитывалось меньше тысячи, каждого человека вождь знал в лицо, каждому успевал сказать ободряющее слово. Нынче беглых стало так много, что вожаки разводили руками: то ли их восемьдесят, то ли сто тысяч.
Среди всеобщей суеты чёрной тенью бродила Фанния, ни с кем не заговаривая, не отвечая на вопросы. Он исчез, стал землёй, её Малыш; вороньё выклевало полные живого блеска глаза, псы растерзали юное тело. Нежный побег рода Фанниев сгинул навсегда. Злосчастная, она обманула не только последнюю мольбу отца, она и себя лишила покоя до скончания дней. Проклятье на головы рабьего сброда! Да погибнут злой смертью все зачинщики смуты! Недолго уж осталось ждать: они заперты, как крысы в ловушку. Красс прикрыл Рим купленными на его деньги легионами. Но почему он медлит? Неровен час, уплывут. Уничтожать. Где-то рядом ходит убийца её брата. Зачем разбирать, кто. Все спартаковцы грабители и убийцы, руки каждого по локоть в крови.
Скорбная задумчивость госпожи и необходимость её кормить надоели Донату, и он предложил ей отправиться в лагерь Красса, в чём предлагал помочь.
– Нет, - сказала она.
– Я должна добраться до Спартака.
– Зачем?
– Чтобы перерезать ему глотку.
Лигур обидно заржал:
– Может, ты задумала сначала его совратить? Зимой в Лукании ты только и делала, что вертелась перед ним, но ничего не достигла.
Она обрушила на лигура поток бранных слов. Он резко прервал её:
– В таком случае озаботься раздобыть себе у рабов тессеру на паёк, а на меня больше не рассчитывай.
Донат сдержал своё слово: он исчез.
Просидев день голодной, Фанния отправилась на берег, где копошились рабы. Дул сильный ветер, и люди крепили спущенные на воду плоты. Она вскоре заметила главного вождя: Спартак работал наравне со всеми. Полководец рабьего войска был одет в грубый шерстяной плащ с прорезями для рук, подпоясанный верёвкой, так что отличить его от других можно было только по росту. Она злобно подумала, что победитель консулов вовсе не выглядел сейчас величественно, но походил на сельского неотёсанного пастуха, каким ему надлежало быть от рождения.
Берег Сицилии скрылся в тумане. По проливу бежали волны. Фанния подумала, что если непогода продлится несколько дней, разбойники так и не смогут переправиться. Почему медлит Красс? Ему следует поторопиться. Налетевший порыв ветра сорвал с её головы покрывало и растрепало волосы. Непогода разыгралась вовсю. Люди, заканчивая работу,
Заметив, что Спартак замешкался, Фанния спустилась к воде и смело забралась на плот. Он ходуном ходил под ногами. Холодные брызги осыпали её, мокрый подол облепил ноги. Спартак, как она и ожидала, окликнул её:
– Куда ты полезла, полоумная?
– Руби канат!
– крикнула она сквозь ветер. Пусть её унесёт в бурное море. Только бы он прыгнул на плот, и обоих унесло бы в бурное море. О.если бы сейчас окончилась навсегда её бесцельная жизнь!
Как и ожидала она, он спрыгнул на плот, схватил за руку и потащил на берег. Ветер валил с ног, плот качало. Фанния сопротивлялась, но Спартак, не обращая внимания на её усилия, выволок её на берег. Внезапно стемнело, хлынул дождь. У Фаннии зуб на зуб не попадал; её платье было насквозь мокрым и прилипло к телу. Силы её иссякли.
Спартак довёл её до лагеря и заторопился прочь.
– Я голодная!
– крикнула она ему в спину.
– Дай мне тессеру, как и другим.
Махнув рукой, он ничего не ответил.
Буря бушевала всю ночь и весь следующий день. Море разбило в щепы и выбросило на берег сработанные беглецами плоты.
7. НАРКИСС
Наркисса бил кашель. Добрые люди, их случайные попутчики, велели ему забраться в повозку к ребятишкам, а внучка раздобыла где-то ветхую баранью шкуру и прикрыла старое, многострадальное тело деда. Детей в повозке было шестеро, мал мала меньше; они возились, хихикали, толкались, считая печальное отступление от моря увлекательным развлечением. Элена шла рядом с повозкой, и юное личико её было грустным. Рядом шагали родители детей, фурийские рабы Трифон и Мосхида, временами помогая заморённому волу тащить повозку.
Наркисс простудился, спасая плоты. Их усилия оказались тщетны, небывалый ветер разнёс их многодневный труд по брёвнышку. Не годились прутья для крапления плотов, Наркисс это сразу определил, а кожаных ремней не хватило. Такой плот мог развалиться без всякого ветра. Попал бы в быстрое течение, и конец. Вот если бы плести лозы честь честью, как он обучил гладиаторов на Везувии, вышло бы крепко. Но когда есть нечего, а за плечами враг, какая уж работа. И, собрав пожитки, люди двинулись прочь от моря. Вождями было решено, повернув назад, пробиться сквозь римский заслон, выйти на богатые хлебом земли. Глядя в сторону обильной мясом, вином и всякой земной благодатью, но недосягаемую Сицилию, многие плакали.
Лёжа в тряской повозке, Наркисс вспоминал недавние дни. Хлебнули же они с внучкой лиха. Вырвавшись из лагеря германцев, добрались-таки до Фурий, ночуя то под кустом, то в диких горах, где только зверь хищный да змеи. А сколько пережито опасностей! Бедняжке внучке снова пришлось пачкать лицо, чтобы скрыть свою красоту. Чего стоил один Диокл, приведший их к разбойникам, от которых потом они еле скрылись. Совсем в развалину превратился Наркисс, добравшись до Спартака. Если бы не забота о внучке, он и не дошёл бы. Экая жалость, что Спартак не мог взять в жёны Элену ещё в Лукании, когда заботливы дед это ему предлагал. Ныне Спартак вдов, вдруг что-нибудь и получится. Правда, теперь Спартак совсем не тот, что прошлой зимой в привольной Лукании, а суров, хмур, молчалив, и не приходит запросто посидеть у костра. Если только когда-нибудь, со временем... Горько то, что времени-то никакого у стариков нет.