Война
Шрифт:
— Вот как-то так и обстоят дела, — подытожил я, глядя на собеседницу.
— Положение крайне тревожное. Когда спутник был ещё активен, население Финляндии насчитывало почти триста тысяч человек. Если все они заражены и преобразованы, боюсь, мы окажемся не в силах противостоять такой угрозе.
— Думаешь, он подчинил их всех?
— Разумеется. Если он решился на прямое столкновение, значит, накопил достаточные силы. А иметь такой ресурс под рукой и не использовать глупо. А он уж поверь далеко не идиот.
— Это понятно. Тем
Я погрузился в размышления.
— Позволь уточнить: если он превратит всех в марионеток, как это поможет ему в установлении связи с хозяевами?
— Ему для начала необходимо захватить власть, а для управления достаточно будет и пары тысяч. Когда он подчинит население и возьмёт власть в свои руки, создание марионеток потеряет смысл. Ведь власть имущие будут подчиняться ему напрямую, а через два-три поколения уже никто и не вспомнит о симбионтах, заражении и порабощении. История пишется победителем, разве ты не знаком с этим выражением?
Я вновь кивнул, поражённый глубиной её анализа. Хотя всё лежало на поверхности. Но скорость, с которой она анализирует, поражает, и это притом, что она в теле человека.
— Артур, мы можем ещё долго вести эти беседы, но я прошу тебя довериться мне. Позволь просканировать твой мозг. Так мы сможем действовать гораздо быстрее. Я извлеку всё, что ты узнал за эти годы, и смогу гораздо оперативнее реагировать и предлагать готовые решения.
— Хорошо, показывай, куда идти.
— Не ожидала такого согласия.
— Какой смысл просить о доверии? Я уже говорил: захоти ты меня убить — давно бы это сделала. А уничтожать твоё тело, которое ты легко создашь заново, не имеет смысла. Да и вирус, созданный тобой же, вряд ли способен причинить тебе вред.
— Какой вирус?
Пришлось задержаться ещё на полчаса, повествуя о бункере и Хельге, взявшей под своё крыло его население. Рассказал и о том, как она стала верным другом всех обитателей замка и не только, помогая людям развиваться.
Мать, выслушав мой рассказ, нежно погладила себя по груди.
— Какая я всё-таки умничка, — произнесла она с гордостью.
— А ты-то тут при чём? — удивился я столь бесцеремонному заявлению.
— Ой, не начинай. Все мои проявления — это я, значит, и их успехи тоже мои, и точка.
— Ясно. Показывай, куда мне идти. А то вдруг я тоже окажусь не таким и наброшусь на всех, — состроил я угрожающую гримасу, оскалившись.
— Очень смешно, — усмехнулась она.
Далее она сопроводила меня до медицинского крыла. Провела мимо палаты, где в прочном коконе покоился отец. Следы крови на стенах к нашему приходу почти завершили убирать.
— Прости за это...
— Ничего, он не виноват.
— Спасибо, он действительно дорог мне.
— Должен будешь, — отмахнулась она.
— Ну началось. Ты какая-то слишком человечная.
—
Я и сам не заметил, как мы перешли на "ты". Общаться с ней было удивительно легко. Кстати, Олька так и не ответила мне. На просьбу разблокировать Хельга ответила отказом, мол, не стоит. Про Вику я побоялся спрашивать. Одна лишь мысль о том, что всё это могло быть выдумкой, воображением моего больного мозга, бросала меня в дрожь. Были, конечно, сомнения: ведь я помог старику излечиться. Да и общался с ней, хотя это могла подстроить Олька. Сейчас мне вообще сложно понять, где была правда, а где вымысел. Будем надеяться на лучшее. Тем более я обещал матери Виктории и Эдварду. А свои слова я привык держать. Вот интересно, а эти обещания смогу ли я выполнить?
Я разделся и улёгся в кровать. В ту же секунду сознание покинуло меня.
***
Я очнулся мгновенно, будто кто-то щёлкнул выключателем в моём сознании. В палате царила пустота — ни души, лишь тихий гул вентиляции и мерцание экранов. Резко дёрнул руками — свободны.
— Думал, мы тебя приковали и уже превратили в очередного раба? — раздался насмешливый голос из динамика, висевшего на стене.
— Были такие подозрения, — признался я, ощущая лёгкий холодок на спине.
— А почему тогда согласился?
— Разве у меня был выбор?
— Теоретически — да. Хотя, если верить некоторым философам, выбора как такового не существует вовсе.
— Оставим эти дебри на потом, — отмахнулся я, садясь на кровать и внезапно осознав, что полностью обнажён.
— Сколько я пробыл без сознания?
— Одиннадцать дней.
— Что?!
— А ты думал, это просто? — в её голосе прозвучала лёгкая ирония. — Скажу больше — это было чертовски сложно.
— То есть… ты буквально выпотрошила мой разум?
— Немного.
— Лекарство удалось создать? — сменил я тему. От пустой болтовни нет смысла.
— Да. Эффективность — стопроцентная. Твой отец жив и здоров, как и Объект-1. Вот только теперь не факт, что он сможет генерировать идеи с прежней скоростью. Наше развитие… замедлится.
— Справимся. Деваться некуда. Да и тех знаний, что ты накопила за столетия, хватит с лихвой.
— Согласна. Нам есть куда расти, — её голос смягчился. — Особенно после того, как я… как ты выразился, «выпотрошила» тебя.
— Одежда какая есть?
— В шкафу.
Я облачился в просторные белые одеяния, напоминавшие медицинский халат, и скользнул ногами в мягкие тапочки. Леонарду бы такие понравились, — мелькнула мысль.
— Симбионт… не попытается меня контролировать?
— Нет. Он слился с тобой. Теперь ты — это он, а он — это ты. Ваши сознания едины.
— Это… плохо?
— Это непонятно.
— Ну и чёрт с ним. Можно к отцу?
— Он уже дома. Я выписала его позавчера.
— Рад это слышать.