Войны Марса (Марсианский стройбат)
Шрифт:
Голова у крикуна была свернута набок и висела на чем-то розовом: то ли на проводах, то ли на жилах; правая рука была почти оторвана, и с пальцев на пол капала густая, как вишнёвое варенье, жидкость, в груди же зияло отверстие диаметром не меньше тридцати сантиметров. Периодически там у него внутри что-то искрилось и замыкало, и тогда по лицу крикуна пробегала судорога и он пытался поднять голову, помогая себе левой рукой. Однако при виде людей, он беззвучно открывал рот, инстинктивно стараясь кричать, он у него ничего не выходило, должно быть, из-за страшной травмы.
Одно было ясно и неоспоримо: облако Глобула как минимум знало об этом заводе, что-то здесь делало и внедрило своёго крикуна – быть может, даже не одного.
Сергей завертел головой во все стороны. Ему почудилось присутствие камбуна Пантигера – тайного ангела-хранителя
– Слушайте… – с большим подозрением в голосе произнёс Мамиконов, – а ведь он самовосстанавливается.
– К-к-к-ак?.. – заикаясь, переспросил Толян Петров и присел, наверное, чтобы лучше было видно.
Он вдруг ослаб в коленях. Лучше бы я лазил по горам и пещерам, чем рисковать жизнью на этом диком Марсе, подумал он и впервые пожалел, что прилетел сюда. Он был добровольцем. Пришёл на абсолютно пустой вербовочный пункт и назло любимой девушки, которая закрутила роман с его другом Артуром, подписал контракт и через неделю уже летел в звездолёте. В какой-то момент он даже передумал, но было поздно. Так Толян сгоряча попал на Марс. Он оказался настолько хорошо тренированным, что его взяли без всякой подготовки в качестве штатного альпиниста и спелеолога. И даже зарплату положили больше, чем военным, как гражданскому специалисту самой высокой категории. Теперь он всё потерял. Теперь можно было не стараться и не подставлять лоб под пули.
– Да вон же, смотри!
В этот раз крикуну почти удалось водрузить голову на место, но потом она снова свесилась набок, правда, не так, как прежде, жилы на шее напряглись и отверстие в теле сделалось меньше, зато добавилось искр и даже пошёл белый дым, словно там, внутри него, восстанавливалась электронная нано-ткань или что-то похожее, что бывает в таких злобных существах. В действительности же «умная пыль» внутри тела крикуна активизировалась и начала свою тайную, незаметную работу по соединению сосудов и сращиванию тканей. Никто из землян или марсиан даже не предполагал о таких свойствах крикунов.
– Может, его пристрелить на всякий случай? – предложил Петров и с надеждой посмотрел на плазменную винтовку в руках Сергея.
Крикун как будто осознал это предложение и с бесстрастным выражением на лице двинул к ним. Левый глаз смотрел вперёд, правый – вверх. В нём не было страха за жизнь. В нём жила безжалостная машина убийств, выплюнутая облаком для уничтожения последних обитателей Марса.
Петров, у которого не выдержали нервы, скатился по лестнице в цех. За ним – Мамиконов. Последним отступал Сергей, не сводя глаз с крикуна. Однако убивать даже такое опасное существо ему казалось верхом цинизма. Вдруг крикун оценит благородство людей и они станут союзниками? Но проверять это предположение ему показалось верхом безумия. Глупо было бы взять и обнять андроида или просто пожать ему руку. Расположить его по отношению к себе, сделать товарищем, как верную собаку. Ведь пока крикун не проявил никаких дурных намерений, думал Сергей, делая ещё шаг назад.
– Что же ты испугался? – ядовито спросил Петров, когда Сергей тоже соскользнул внизу.
Сергей оглянулся. Крикун стоял на вершине лестницы и явно уже был не в таком плохом состоянии, как прежде, голова у него уже не висела, а была только наклонена набок. Он в очередной раз поправил её на плечах и вдруг, ощерившись, издал первый звук, похожий на визг тормозов железнодорожного состава, идущего на полной скорости. Похоже, он даже прислушался к своёму визгу, чтобы оценить его смертоносную силу, и первые осмысленно посмотрел на людей. А вслед за криком из его рта внезапно вырвался столб пламени. Да такое жаркое, что свешивающаяся из козлового крана лебедочная цепь расправилась и так стеганула ближайшего робота, что во все сторону полетели горячие осколки. Тогда Сергей вспомнил последнее видении: роботов с рубиновыми глазами и этого крикуна, изрыгающего пламя. Он вскинул винтовку и поймал в прицел голову крикуна, но из деликатности выстрелил по ногам. А когда выстрелил, то понял, что красные «спины», вылетающие из ствола винтовки, не причиняют крикуну никакого вреда, что они облетают его справа и слева и плавят стены и лестницу за его спиной. Не успел он подумать, что это и есть система «свой-чужой», как откуда-то с противоположной стороны огромного цеха ударил луч лазера и от крикуна во все стороны полетели искры и повалил
После этого они разом побежали через цеха, вдоль сборочных линий, которыми управляли роботы со светящимися глазами. Самые огромные и самые страшные из них, в которых ещё теплилась жизнь, провожали бегущих взглядом своих рубиновых глаз.
– Что?.. Что это было? – спросил на бегу Мирон Парийский, который один понял, что Сергей понимает, кто добил крикуна.
– Камбун по имени Пантигера.
– Откуда ты знаешь?!
Его удивило то обстоятельство, что новички, прожившие на планете без году неделю, так быстро и ловко освоились на ней. Он даже испытал минутное чувство зависти. За пятьдесят лет они так и не удосужились завести знакомство с камбунами. А этот пришёл и сделал то, что надо было сделать давным-давно. А потом он здраво рассудил, что так и должно быть, что следующее поколение, каким бы оно ни показалось странным, осваивают космос быстрее, смелее и умнее. Таков закон природы. Может, у них новые нейроны выросли в башке? Не такие, как у нас в экипаже, думал капитан Парийский, завидуя чужим способностям. Когда-то он тоже был молодым и с презрением смотрел на стариков. Теперь же он думал, что ошибался.
– Так откуда ты знаешь? – спросил он ещё раз.
Сергею пришлось в двух словах рассказать, при каких обстоятельствах они познакомились, естественно, опустив сцену попытки убить камбуна винтовкой СВТ-40.
Капитан не мог поверить своим ушам:
– Врёшь! – в запальчивости воскликнул он. – Так просто?! Знаешь, сколько он убил наших?!
– Сколько?!
Горячность капитана Парийского напомнила ему сцены между родителями, которые вспоминали то, что было двадцать лет назад так, словно это произошло вчера.
– Весь второй экипаж!
– Нет… это не он… – неуверенно ответил Сергей. – Не-е-ет, не может быть… Есть ещё ложные камбуны, которые умеют ходить по поверхности Марса. А «наш» не ходит. Не приспособлен он к этому.
– Ты наивен. Камбун – это охотник. Он приходит ночью, когда люди спят. Он пришёл и всех убил, а тела разорвал и разбросал так далеко, что мы неделю искали, чтобы похоронить. Не доверяю я этим камбунам.
Сергей хотел возразить, что если бы камбун мечтал уничтожить экспедицию, у него было сто десять случаев сделать это без всякого труда. Но Мирон Парийский его уже не слушал. Он давным-давно всё решил для себя однозначно и тихо: он ненавидел Марс, который отнял у него молодость, зрелось да и всю жизнь. Ему в голову так и не пришла очень простая мысль: а вдруг камбуны тоже изменились, вдруг им жизненно важным стало дружить к людьми, и они наконец поняли это и пошли на контакт – пусть инстинктивно, путь на уровне чувств в животе, но они это сделали, решив однажды утром, что люди просто им ближе, чем облако Глобула и что нужно сотрудничать, тем более, что земляне наконец взялись осваивать Марс.
Цех снова ожил на короткие две-три минуты. Роботы зажужжали и задвигались, как живые, когда по ним пробежали волнами голубые искры. Их глаза налились рубиновым светом. Воздух наполнился запахом озона, словно пронеслась гроза. Открылись ворота, и появилась автоматическая тележка, груженная до верху странно знакомыми предметом.
– Так это ж бомбы! – заорал Мамиконов, отскакивая в сторону так, словно его укусила змея.
Самый огромный робот повернулся и, подвывая серводвигателями, протянул руку и схватил Гошу. Уж насколько Мамиконов казался огромным, но рядом с этим монстром он был не крупнее муравья. Но электричество мигнуло в очередной раз, голубые искры пропали, и монстр застыл, вперив взгляд в Мамиконова. Сергею показалось, что ненавидит именно Большего, потому что Большой был самым большим из людей, а значит, самым заметным.