Воющие псы одиночества
Шрифт:
«Пусть убийцу поскорее поймают, и пусть это окажется не папа», - твердил он себе ежедневно, ежечасно, ежеминутно. Он решил ничего не говорить отцу и ни о чем его не спрашивать, однако в подозрениях своих укрепился, когда сообразил, что вскоре после перенесенного инфаркта Назар Захарович сообщил сыну, что ушел с розыскной работы на преподавательскую. «Он уже тогда задумал свою месть. Этим убийством он поставил точку на своей работе сыщика, он понимал, что не имеет права искать и ловить убийц, потому что сам собирается стать таким же», - в отчаянии думал Юрий. И продолжал молчать. Потому
– Значит, вы все это время подозревали своего отца? Как же вы с ума-то не сошли?
– сочувственно спросила Каменская.
– Почти сошел, - признался он.
– Слава богу, вовремя почувствовал, что это «почти» может реализоваться. Хорошо, что вы задали свой вопрос, и хорошо, что я собрался с силами на него ответить.
– Хорошо, - согласилась она.
– Ведь если бы ваш отец был виновен в этом убийстве, он не стал бы задумываться над тем, почему вы не сказали ему про ваш роман с Таней. И уж тем более не стал бы поручать мне искать ответ на этот вопрос.
– Вы думаете?
– Юрий Назарович, я не думаю, я уверена. Если бы ваш отец задумал убийство дочери майора Шустова из мести, он бы первым делом навел о ней справки и выяснил бы в три секунды, что она - ваша невеста. Неужели вы полагаете, что Назар Захарович способен убить невесту собственного сына? Я не обсуждаю сейчас его способность совершить убийство в принципе, оставим этот вопрос открытым. Но отнять невесту у вас, то есть причинить горе не только родителям девушки, но еще и ее жениху, своему единственному и горячо любимому сыну, который вообще ни в чем не виноват, это совсем другой коленкор. Согласны?
– Согласен, - кивнул Юрий.
– Спасибо вам.
– За что?
– За настырность, - улыбнулся он.
– За то, что не удовлетворились одной беседой и задавали свои вопросы. А можно, я теперь тоже задам вопрос?
– Конечно, задавайте.
– Я похож на отца?
– В каком смысле?
– не поняла Каменская.
– Вы имеете в виду внешность или характер?
– И то, и другое.
– Про характер ничего сказать не могу, я вас совсем не знаю. Но скрытность и умение держать язык за зубами у вас от Назара Захаровича, это точно.
– А внешне?
Она внимательно рассматривала его, будто вызывала в памяти лицо Назара Захаровича и сравнивала оба портрета.
– Вы намного красивее. Но глаза у вас совершенно одинаковые.
– Вот и ошибаетесь, у отца глаза светло-серые, а у меня синие, как у мамы, - рассмеялся Бычков.
– Вы не очень-то наблюдательны.
– С цветом я могу ошибаться, но с выражением - нет. У вас одинаковый взгляд, такой, как будто вы все про всех понимаете, но все равно уверены, что будет так, как вы хотите. А кстати, вы знаете, какое прозвище было у Назара Захаровича, когда он работал в розыске?
– Нет, он не говорил.
– Никотин.
– Никотин?
– удивился Юрий.
– Почему?
– Потому что ядовитый, как капля никотина, которая убивает лошадь. И курит много, «беломорину» из пальцев не выпускает. Юрий Назарович, я ни в коем случае не хочу вас обидеть, но вы сами подумайте,
Каменская давно ушла, а Юрий Назарович Бычков все думал над этими ее словами. Она права, он ведь и сам тогда, в кабинете у следователя, понял, что совсем не знает отца. Оттого ли, что отец перед сыном не раскрывался, оттого ли, что сын любил отца как данность, не пытаясь разобраться в нем и понять, но результат налицо. Никотин… Надо же!
Он все- таки заговорил с Лилей.
– Без вашей утренней улыбки у меня весь день идет наперекосяк, - пожаловался незнакомец в кашемировом пальто, когда Лиля в четверг утром поравнялась с ним на платформе в метро «Сокольники».
– Придется теперь машину в гараж поставить и ездить на метро. Вы сознательно обрекаете меня на такие мучения?
– Я не нарочно, - смутилась Лиля, которую мгновенно бросило в жар.
Она много раз представляла себе, как это будет, какие слова он выберет для знакомства, но именно таких - не ожидала.
– Хочу надеяться, - улыбнулся незнакомец.
– Я заметил, вы выходите на «Чистых Прудах». Вы там работаете или учитесь?
– Пересаживаюсь на «Тургеневскую».
– А дальше куда?
– До «Шаболовской», там мой институт.
Подошел поезд, и на этот раз они вошли в одну дверь и встали рядом.
– Так что же мне делать?
– спросил незнакомец.
– Я правду говорю, после того, как вы мне утром улыбнетесь и помашете рукой, все дела идут успешно, все получается, а вот несколько дней с вами не встречался - и ничего не выходит, даже настроение какое-то пакостное. Получается, что вы - мой талисман. Вас как зовут?
Переход был несколько неожиданным, и Лиля растерялась.
– Лиля.
Она корила себя за то, что говорила так коротко и немногословно, будто вовсе не хотела знакомиться с этим человеком. А ведь хотела, и еще как!
– А я - Кирилл. Скажите, вы всегда по будням выходите из дома в одно и то же время?
– Да, без четверти восемь, если к первой паре. А что?
– Хочу с вами договориться, если не возражаете. Я буду каждое утро подъезжать на машине к метро и ждать вас. Вы проходите мимо, улыбаетесь мне, машете рукой и желаете удачи. Потом вы едете на метро в свой институт, а я благополучно отбываю на работу. Можно так сделать?
– Можно.
– Она наконец смогла выдавить из себя улыбку, но и то лишь для того, чтобы скрыть разочарование.
И вовсе он не хочет с ней знакомиться, этот красивый и элегантный Кирилл, он всего лишь хочет, чтобы она каждое утро по рабочим дням проходила мимо его машины. Он просто-напросто обычный недалекий типчик, верящий в приметы. Сама Лиля в приметы не верила, ни в какие и никогда, считала это признаком ограниченности ума, и то, что такую вот ограниченность продемонстрировал тот, о котором она думала вот уже неделю, расстроило ее донельзя. А она-то, дура, размечталась!