Воздушные разведчики
Шрифт:
– Товарищ полковник, не стоит полк поднимать. Согласен, ваши истребители надежно прикроют нас. Но есть в этом и другая сторона дела: увидев такое число «аэрокобр», фашисты догадаются: что-то здесь не так – и откроют по нашему самолету такой огонь, что мы и минуты в воздухе не продержимся.
– Что же вы предлагаете? – спросил Рыкачев.
– Для обеспечения внезапности наш экипаж будет идти со стороны моря один. Две шестерки «аэрокобр» должны находиться неподалеку от нас, чтобы по первому сигналу или по своей инициативе отсечь вражеских истребителей, если они появятся. Остальные ваши «аэрокобры» пусть остаются на аэродроме в готовности к немедленному вылету по сигналу ведущих истребителей прикрытия.
–
В них вошли лучшие истребители дивизии. В их числе находился и заместитель командира полка дважды Герой Советского Союза майор Алексей Семенович Смирнов, а старшим группы был назначен первый заместитель командира полка Герой Советского Союза подполковник Иван Дмитриевич Лихобабин. В то время фашисты уже испытали силу ударов этого воздушного бойца. В небе Восточной Пруссии Глебов не раз слышал предупреждения гитлеровцев:
– Ахтунг, ахтунг! Ин дер люфт Лихой Баб! [3]
Когда все вопросы взаимодействия были решены, «петляков» и 12 «аэрокобр» взлетели. Небо по-прежнему было ясным. Однако каждый из воздушных бойцов знал, что вскоре в этом безоблачном небе загромыхают взрывы снарядов и оно станет черным от разрывов. Но знали летчики и другое: этот вылет необходим для достижения успеха наземных войск, и к намеченной цели они шли уверенно.
После взлета капитан Глебов прошел с набором высоты на юго-запад, в сторону Кенигсбергского залива. Набрав около 6000 метров высоты, он в расчетной точке резко, со снижением, с приглушенными моторами начал выполнять разворот влево, в сторону Кенигсберга, для выхода на боевой курс первого захода. С этого направления часто летали вражеские летчики. Может быть, поэтому зенитчики, приняв его за своего, сначала молчали. А Глебов уже вывел машину на боевой курс. Капитан Шаповалов, больше для собственного успокоения, приговаривал:
3
Внимание, внимание! В воздухе Лихобабин! (Гитлеровцы произносили эту фамилию по-своему. – Авт.)
– Так держать, командир! Идем точно по курсу. Аппарат включен, теперь уж не шелохнись, не то такие чудесные кадры смажем!
Поглядывая на летевших в стороне «аэрокобр», Глебов ждал, что небо вот-вот заклокочет разрывами, и он не сможет предпринять ни одного шага, чтобы уберечь «пешку» от попаданий. Но враг молчал. Он все еще считал самолет своим. И только в конце первого захода зенитчики разобрались в обстановке. Сзади слева вспыхнули разрывы.
Вышли на свою территорию. Глебов отвернул немного влево, а затем стал с набором высоты разворачиваться вправо для выхода на боевой курс второго захода.
– Ну, ребята, держись. Фашисты уже разобрались, кто мы такие, – сказал Глебов штурману и стрелку.
Вторую половину разворота выполнил со снижением, чтобы набрать запас скорости и обеспечить свободу маневра по скорости – он не приводил к разрыву между снимками на этой высоте, так как интервал между кадрами Шаповалов установил на максимальное перекрытие – «непрерывку».
Вышли на боевой курс второго захода. Самолет шел туда, откуда на него нацелились сотни стволов. Фашисты открыли огонь. Небо превратилось в ад. Разрывы зенитных снарядов подбирались к самолету все ближе. Вот его качнуло раз, другой. В крыльях стали появляться пробоины. Примерно на середине боевого курса машина вздрогнула особенно сильно. Глебов увидел в левом крыле, па месте звезды, рваную пробоину. «Пешку» начало сильно кренить влево. Глебов изо всех сил удерживал ее в горизонтальном полете, чтобы не допустить, как говорили воздушные разведчики, «штанов» между заходами.
А штурман
– Держи, Миша, держи! Уже немного осталось. Пленочка получится – высший класс. Пехотинцы нас на руках носить будут. Если довезем, конечно.
– Довезем! – отозвался Глебов. – Обязательно надо довезти.
К концу второго захода самолетом трудно было управлять – настолько он был изрешечен. Но моторы работали. Петр Шаповалов спросил командира:
– Выдержим еще один заход?
– Двух заходов все равно недостаточно.
Над заливом Глебов начал осторожный разворот влево на максимальных оборотах моторов, стараясь набрать хоть немного высоты для выполнения противозенитного маневра до включения аппаратов. Рядом летел со своим ведомым Иван Лихобабин. Он показал большой палец: хорошо, мол, так держать! Командная радиостанция на «пешке» вышла из строя еще в начале захода, и летчикам приходилось объясняться на пальцах.
Глебов вывел Пе-2 на боевой курс последнего захода. Штурман доложил о включении аппаратов. Летчик триммерами снял нагрузку с рулей управления. Стало легче удерживать самолет на прямой. «Пешка» шла навстречу бушевавшему огню.
Но вот зенитки прервали стрельбу. Глебов понял, что фашисты решили для верности бросить на разведчика истребителей. Было это ясно и летчикам Лихобабина. Летевшая выше и сзади «петлякова» шестерка Смирнова завязала бой с большой группой «мессеров». На помощь «аэрокобрам» подошли оставшиеся на аэродроме Повунден в готовности номер один истребители. Они быстро очистили небо. А израненный разведчик по-прежнему шел по прямой, фотографируя оборонительные сооружения врага. Шестерка Лихобабина ни на шаг не отходила от «петлякова», не допуская к нему ни одного вражеского истребителя.
– Аппараты выключены! – доложил Шаповалов.
– Погорелов, сообщи на КП, что задание выполнено, – сказал Глебов стрелку-радисту. – И еще передай, что самолет подбит, просим обеспечить посадку с ходу.
Глебов старался не делать резких эволюции, выполнял развороты «блинчиком», то есть с малым креном, вел машину на малой скорости. А шестерка Ивана Лихобабина по-прежнему следовала за разведчиком, пока он не приземлился на своем аэродроме.
Когда Пе-2 зарулил на стоянку, специалисты быстро сняли кассеты с пленкой и увезли в фотолабораторию, где все уже было готово к обработке снимков. А старший инженер полка подполковник Демин, инженер эскадрильи капитан Куликов, другие специалисты тем временем осматривали самолет. За годы войны им доводилось ремонтировать всякие машины. Но на этот раз они пришли к единому выводу:
– «Петляков» ремонту не подлежит.
Пробоины самой разной величины не поддавались подсчету. Один осколок, пробив обшивку фюзеляжа и сиденье летчика, застрял в центре парашюта, на котором в полете сидел Глебов. Особенно большая пробоина зияла в левом крыле на месте звезды, причем выходное отверстие было в три раза больше входного – в него могло войти большое ведро.
Подполковник Демин успокаивал летчика:
– Не горюй, Миша, дадим тебе новый самолет.
– И не забывай, что сегодня двадцатое число. Нормально отделались, – добавил Шаповалов, намекая на то, что Глебова дважды сбивали именно 20 числа.
Г. А. Мартьянов, понимая состояние экипажа, сказал:
– Всем троим – недельный отпуск!
На другой день Глебов и Шаповалов ушли в фотолабораторию, где обрабатывалась доставленная ими пленка. И не только потому, что их интересовали результаты своей работы. Они во многом помогали специалистам в монтировании большой фотосхемы. Штаб инженерных войск соорудил макет в масштабе 1: 3000, на котором подробно были изображены система оборонительных сооружений и расположение артиллерийских, минометных и даже пулеметных позиций. Словом, макет получился копией кенигсбергского укрепрайона в уменьшенном виде.