Воздушный казак Вердена
Шрифт:
Закончив курс лечения, Аргеев получает в госпитале документы.
— Вам необходимо хорошо отдохнуть, укрепить свое здоровье, господин капитан, — говорит ему врач.
— Мы даем вам отпуск, вы его давно уже заслужили, удивляюсь, как вас после столь тяжелого ранения вернули в строй.
Аргеев молчит, что осенью он уже получал отпуск, но, даже не подумав использовать его, вернулся в полк.
— Благодарен вам, доктор, за заботу.
Прямо из госпиталя Аргеев отправляется в управление военных резервов. На сей раз он не собирается возвращаться
Боевому офицеру-добровольцу не отказали. Сначала он попал в авиационный лагерь Дюни, а оттуда получил направление в Авор.
Начальник летной школы капитан Буше, познакомившись с личным делом Аргеева, был изумлен его аттестацией:
— Я польщен иметь учеником такого героя, настоящего аса.
— Если даже и аса, то слишком земного.
— О, я уверен, что небо вам тоже покорится. А как ваши раны, вы ведь недавно из госпиталя?
— Я вполне здоров, можете не сомневаться.
— Тогда за дело. Вы хорошо устроились?
Получив утвердительный ответ, начальник школы пригласил Аргеева вместе пойти к обеду:
— Мне будет приятно представить вас новым друзьям.
В стремлении Аргеева стать летчиком немалую роль сыграл пример Славороссова, сумевшего после тяжелейшей катастрофы, что была в Италии, вновь вернуться в строй. Теперь это обнадеживало Аргеева, поверившего, что ранения не помешают и ему овладеть самолетом. Вот только встретиться со Славороссовым, чего он так хотел, не удалось — помешала начавшаяся война. Уходя на фронт, Аргеев так и не смог узнать, насколько верны слухи о гибели Славороссова на соревнованиях в Вене…
Славороссов после новой аварии не только остался жив, но у молодого летчика совершенно неожиданно, впрочем, это всегда неожиданно, начался в Вене роман, захвативший его со всей нерастраченной страстью.
Что удивительного, увлекся авиатор, не устоял перед чарами привлекательной поклонницы фрау Ирмы, из-за нее и в Австрии задержался. Там застигла его война.
Славороссову угрожает заключение в лагерь для интернированных граждан — подданных противной стороны. Надо спасаться, бежать.
На выручку приходит находчивая и смелая подруга.
В вагоне поезда Вена — Базель миловидная женщина трогательно ухаживает за супругом, лицо которого наполовину скрыто компрессом.
— Ночью схватило зубы, — объяснила она соседям по купе. Спутник не вымолвил еще ни единого слова, только изредка сдержанно стонет.
Ирма везет Харитона в Швейцарию по паспорту мужа. Оба скрывают волнение. Ирма хоть разговаривает с соседями, готовит «мужу» полоскание, поит его теплым чаем. А вот Славороссову невыносимо играть больного и немого целый день. Поезд вышел в восемь утра, пограничная станция Бухс только в полночь. И есть чертовски хочется.
…Поезд приходит на границу. Проверка документов.
— Пожалуйста, господин офицер, не трогайте мужа, — просит Ирма со страдальческой миной,
— Да, да, бедный господин так страдает, — поддерживают ее соседи по купе. Офицер с поклоном возвращает документы хорошенькой фрау.
Граница позади, но ради безопасности Ирмы пришлось Харитону «страдать» еще четыре часа до Базеля… Базельский поезд прибыл в Париж. Славороссов с маленьким чемоданчиком медленно идет по платформе Восточного вокзала.
Если не считать большого числа военных, никаких особых перемен он не замечает. Не успев выйти на привокзальную площадь, он слышит свое имя:
— Славо, Славо!.. — Из открытого автомобиля ему машет незнакомый солдат-шофер.
— Славо, сюда!..
Сделав несколько шагов, он с трудом узнает в шофере популярного киноактера Макса Линдера.
— Макс?
Это был он, заядлый автолюбитель, завсегдатай того же кафе «Спорт», где они и познакомились. Под фамилией Линдера прославился выходец из Польши Макс Гольдштейн. Его семья потомственных музыкантов и артистов издавна жила в местечке Клементово Радомской губернии. Можно сказать, земляки.
— Ты в армии, Макс?
— Как все патриоты. — И тут же, чтобы снять налет высокопарности, шутливо добавил: — Должны были призвать мое авто, зачем же расставаться, вот мы и вступили вместе.
По дороге к гостинице Линдер рассказал, что Гарро, Ведрин, Пегу и другие летчики тоже записались добровольцами в армию.
— А иностранцев в вашу армию принимают?
— Наверное, тем более союзников.
— Вот и пойду! — решительно сказал Славороссов. — Постою за Россию и здесь, верно?
— Браво, Славо! Вся Франция с вами. Если бы ты видел, что творилось в день объявления войны, весь Париж был на улице, кричали: «В Берлин!», «Война за справедливость!»
Не только официальная пропаганда разжигала в те годы патриотический угар. Людям претили хвастливые, заносчивые речи Вильгельма, грозившего войной то одному, то другому государству. У многих народов был свой давний счет к германцам за вероломство, обиды, национальное унижение. Великий француз Анатоль Франс просит военного министра зачислить его в солдаты, хотя писателю уже семьдесят лет. В капральском мундире Жан-Ришар Блок.
Наши летчики, понятно, не составляли исключения. Их побуждения были чистосердечны. Одних вело в бой чувство гражданского долга, любви к родине, у других присоединялась к этому верность воинской присяге, честь солдата. Это были настоящие русские люди, не умеющие жить без экзамена на мужество. И подвиги тех, кто был искренне уверен, что служит своему народу, достойны уважения… Для Харитона Славороссова и не возникало проблемы, как определить начавшуюся войну. Едва узнав о нападении Германии на Россию, находясь вдали от нее, он испытал щемящую боль за родину, неподдельный гнев. Вернуться домой невозможно, его французские друзья, а теперь еще и союзники, уже надели военные мундиры, нечего мешкать и ему.