Воздушный шарик со свинцовым грузом (сборник)

Юдовский Михаил Борисович

– Не обижайся, – сказал я, по новой прижимая ее к себе. – Давай закрепим наш успех.

– В смысле?

– Еще раз поцелуемся..

– А остальные?

– Что остальные?

– Нехорошо, что они будут нас ждать.

– Наоборот, очень хорошо. Или ты предпочла бы, чтоб они уехали без нас?

– А они точно без нас не уедут?

– Точно.

Тася потупилась, вздохнула, затем снова посмотрела на меня и негромко сказала:

– А жаль.

* * *

Как

ни странно, но после лыжной истории ни Тася, ни Леся со мною почти не общались. Леся смотрела на меня как на врага, Тася и вовсе старалась не глядеть в мою сторону. Сначала я не понимал, в чем дело, затем догадался, что Тася в идиотском порыве раскаяния поведала подруге о нашем поцелуе под Ворохтой. Больше всех на меня почему-то злился Ярик.

– Молодец, – с плохо скрываемым сарказмом говорил он. – Красавец. Спасибо.

– За что? – интересовался я.

– За то, что по твоей милости неделя ожидаемого рая превратилась в семь дней горького сумбура.

– По моей милости?

– А по чьей же еще? Я в лепешку расшибаюсь, всячески заманиваю дичь в ловушку, а тебе, оказывается, ничего не нужно.

– Ярик, – не выдержал я однажды, – если тебе так приспичило, надо было не в лепешку расшибаться, а выбрать одну девушку, поухаживать за ней, прогуляться с нею по окрестностям, сводить в кафе, просто поговорить, в конце концов. Ты же, как клещ, вцепился сразу в двоих, затащил к нам в комнату и стал тупо ждать, когда я приду и расскажу очередную ересь о моем американском прошлом.

– Я думал, ты мне друг, – горько произнес Ярик, – а ты сволочь.

– Одно другому не помеха, – пожал плечами я. – У меня все друзья сволочи, каждый по-своему. Но это не мешает мне любить их.

– Понятно. – Ярик безнадежно махнул рукою. – Извини, я забыл, с кем говорю.

Наконец, наступил последний день нашего отпуска в Яремче. Мы решили устроить прощальный ужин в ресторане неподалеку от турбазы. Витя подсуетился насчет столов и велел нам до вечера держать себя в руках в отношении спиртного.

– Особенно тебя, американец, касается, – заявил он. – Я заметил, что ты к этому делу интерес имеешь.

– Ты чего такой неспокойный? – усмехнулся я. – Коньяк кончился?

– Почему кончился? – удивился Витя. – Есть еще такая партия… – Он хлопнул себя по карману куртки, в котором хранил флягу. – Желаешь по глотку?

– Можно, – согласился я.

Витя отвинтил крышечку, и мы приложились по разу.

– Хорошо! – удовольственно произнес Витя. – Но на этом стоп. До вечера – табу.

– Без сомнения, – с самым серьезным видом кивнул я. – На твоем месте я бы и в ресторане сегодня не пил.

– Почему это? – изумился Витя.

– Ты – лицо ответственное. Тебе нельзя.

– А ты?

– А я – безответственное. Мне можно.

Было около семи вечера, когда мы с Яриком, надев что поприличней, вышли из номера.

– Зайдем за Серегой с Пашкой? – предложил я, кивнув на двери наших

соседей.

– Давай.

Мы постучали.

– Не заперто! – послышалось из-за дверей.

Мы вошли. Соседей наших мы обнаружили на полу за довольно любопытным занятием: длинный нескладный Серега лежал на спине, а коренастый Павел сидел на нем верхом и держал его руки прижатыми к полу.

– Я смотрю, вы уже готовы? – на всякий случай спросил я.

– Почти, – невозмутимо ответил Серега.

– Остались незавершенные детали?

– Мелочи.

– А деретесь из-за чего?

– Мы не деремся. Мы боремся.

– Он первый начал, – объяснил Павел.

– И долго вас ждать?

– Момент. – Серега глянул на восседавшего на нем Павла и решительно спросил: – Сдаешься?

– Нет, – опешил Павел.

– Тогда я сдаюсь. Отпусти.

Они поднялись с пола.

– Нормально выглядим? – поинтересовался Серега.

– Для борцов среднего веса неплохо. Пошли.

Ресторан, расположившийся за мостом через Прут, был, как и большинство зданий в Яремче, выстроен в гуцульском стиле: деревянный дом с мезонином и остроконечной крышей, по которой разбросались треугольные окна мансарды. Венчала крышу невысокая башенка с таким же треугольным окошком. Внутри ресторана было оживленно, вдоль продолговатых деревянных столов выстроились такие же деревянные стулья, приглушенный свет падал на стены, украшенные резьбой и звериными шкурами. Официант, невысокий и чернявый, с веселыми до наглости глазами, указал на наш стол, величаво протянувшийся от окна до самого прохода. Мы расселись.

– Примечательный, между прочим, ресторан, – тоном экскурсовода сообщил Витя. – Выстроен без единого гвоздя.

– Как библейский человек, – заметил я.

– Не понял, – повернулся ко мне Витя.

– Судя по Библии, Бог тоже создал человека без единого гвоздя.

– Слышь, американец, – молвил Витя. – Ты давай не богохульствуй. Я человек серьезный, партийный, мне это не нравится....

– Извини, – потупился я. – Кто же знал, что у тебя такое тонкое раздвоение личности.

В это время к нам подскочил шустрый официант с блокнотом и ручкой на изготовку.

– Значит, так, – деловито распорядился Витя. – Нарезочки, салатиков, солений, колбаски домашней смаженой… Водочки, само собой… Вина для девушек… А там поглядим, как разгуляемся.

– Усэ момэнтом будэ, – вежливо кивнул официант, хотя насмешливый его взгляд, казалось, спрашивал: «А пузо нэ триснэ?»

Кроме нас посетителей в ресторане насчитывалось человек десять. Это были местные, гуцулы, сидевшие небольшими компанейками по два – по три человека. Женщин не было вовсе, только мужчины – поджарые, смуглолицые, с печально обвисшими усами. Неподалеку от нашего стола расположились двое. Они неторопливо попивали водку, столь же неспешно и без видимого аппетита закусывали и негромко переговаривались.