Возгарка II
Шрифт:
Мало ли в мире чудищ? На берег её вынесет или рыбакам попадётся — сделают чучело и загонят какому-нибудь ценителю диковин.
Вторая птичка последовала за сестрой.
Кстати, все алайсиаги — самки. Самец у них традиционно один на целую колонию, хотя среди детёнышей их достаточно много. Пока взрослеют, успевают передраться и перебить друг друга. Ещё бы! За такой-то гарем.
Под конец я вышвырнул головы: целую и размозжённую.
Теперь самое любопытное. Пойдём-ка, спустимся в кубрик: надо же разобраться, каким интересным способом сдохла
Поскрипывая ступеньками, я отметил следы от когтей на древесине, а ещё всё провоняло столетней мертвечиной, хоть блюй. На верхней палубе этого смердежа тоже хватает, но там хотя бы ветер сносит. Придётся заставить ребят всё тщательно отдраить, чтобы эти вопиющие ароматы не досаждали моему обонянию. Всё судно, заразы, изгадили!
Перед тем, как войти в кладовку я снял с крюка лампу: ночное зрение — это хорошо, а цветное — лучше.
Поставил осветительный прибор на бочку со льдом и взялся за плечо чудовища. Дряблая кожа легко отстала от мышц, заставив меня брезгливо оголить клык. Может, я тоже мертвец, но разлагаться себе не позволяю, даже когда все физиологические процессы в моём организме останавливаются. Эта дрянь, едва сдохла повторно, начала радостно гнить прямо внутри моей «Вильды».
Надо скорее выбросить эту падаль.
Я развернул труп так, чтобы сподручнее было с ним возиться.
Внешний осмотр ничего не дал.
— От чего же ты ласты склеила, зараза? — ласково поинтересовался я у зверюги.
Провёл ладонью над шкурой монстра, над шипами вдоль позвоночника. Сунул руку под грудину — в область сердца. Ничего не ощутил, кроме ровного фона очень знакомой магии. Затем моя рука легла на башку с зубастой пастью и вывалившимся языком. Тот реально вывалился — отвалился.
Вот здесь-то я ощутил кое-что необычное.
Какая-то другая магия, обжигающая…
Позволив глазам налиться чернотой, я присмотрелся и различил какое-то лёгкое медное свечение под черепом убитой твари.
Так-с, любопытно…
Давайте-ка заглянем в этот череп поглубже.
Жалея, что не надел перчатки, я подцепил краюшек сползающей кожи и стащил её с костяного свода, как кожуру с очень вонючего плода. Сдержал рвотные позывы, но краем сознания заметил, что к запаху гнили в районе пасти примешивается и другой душок — горелый. Вонзив пальцы в швы черепных костей, я с силой надавил и потянул. Затрещало, хрустнуло, и вот, череп раскололся на две половинки, как орех.
Какой же смрад…
Но воняло не протухшей мертвечиной, а очень хорошо пропечённым мясом.
Мозги твари превратились в уголь.
* * *
Прошли ещё сутки.
Сегодня я проснулся совершенно разбитым.
В свете зажженной лампы Венченте посмотрел на следы паршивого укуса. Заметил крайне тревожные перемены: ранение зажило, но опухоль не спала, зато поросла шерстью.
Сука, шерстью!
Очень не хотелось проверять, что встретит меня в зеркале. Похоже, на смену я сегодня не выйду.
Согнуться в пояснице оказалось не самой простой
Начало нестерпимо распекать. Я едва удержался, чтобы не зарычать, только затылком немного о доски побился. Клыки выскочили, и с полминуты я просто скалился, судорожно сжимая челюсти и кулаки. Потом начало отпускать, я тяжело выдохнул и зарёкся впредь связываться с подобной нежитью — если сумею пережить нынешнюю ситуацию, конечно. Мне вполне достаточно собственного, консервативного вампиризма, перенимать модные навороты не хочу.
Когда-то Вальдемар предлагал мне обзавестись способностью к метаморфии.
С помощью колдовства можно привить себе любую ипостась, но дух зверя будет влиять на твою личность. Потому рекомендуется выбирать животное, исходя из особенностей собственного характера, а если недостаточно разбираешься в себе, есть ритуал, позволяющий персонифицировать твою сущность в зооморфный образ. Я его проходил. В дыму одурманивающих курений мне явился волк.
Я отказался принимать его: всю жизнь я борюсь со своими дикими порывами, так что не посчитал полезным их усугублять.
Какая выйдет ирония, если дух волка во мне всё же поселится, но уже в искажённой форме.
Так всё, хватит страдать, пора заняться делами…
* * *
Ночной бриз утаскивал запахи с побережья в море вслед за отливом.
Сняв сапоги и закатав штанины, я брёл по илистой литорали. Отошедшая от берега вода обнажила валуны, покрытые закрывшимися раковинами мидий. Актинии повтягивали щупальца и напоминали шматки пудинга. Влажно блестели гирлянды водорослей. Вдалеке, на отлогих песчаных дюнах росли сосны, и ветер колебал их хвойные кроны.
Следом, утопая в грязи по щиколотки, шкандыбал Войко. Через плечо он перебросил мешок с подарками для старухи и её семьи, а на сгибе локтя у него сидела рыжая девчонка и обнимала богатыря за шею.
После стычки с алайсиагами она позабыла о давешних обидах, но ненадолго.
Весь вечер дулась и смотрела на меня исподлобья.
И сегодня продолжила в том же духе.
Однако я решил, что полезно показать бабке Самире не только себя, но и мою маленькую, подозрительно одарённую крошку. Узнав, что мы направляемся к настоящей ведьме, Ярочка не утерпела и сама попросилась, но со мной демонстративно не разговаривала.
Сообщать о своих подозрениях я пока не стал даже Брониславу.
Первые подозрения зародились у меня ещё до вскрытия выгоревшей черепушки. По-хорошему, от закипания мозгов ту должно было разнести в дребезги, но то ли извилин там оказалось маловато, то ли давление спустилось через прогнившие или сломанные ещё до воскрешения перегородки. У этих «птичек» там всё такое хрупкое, облегчённое для полёта… И я вроде как заметил пар, вышедший из пасти твари, но не сразу связал одно с другим.
Однако предвестнички-то появились чуток раньше.