Вождь и призрак
Шрифт:
— К вам посетитель, господин полковник. Какой-то господин Майзель. Он уверяет, что вы его ждете…
— Да, он говорит истинную правду. Пожалуйста, проведите его поскорее сюда…
— Все в порядке, доктор? — спросила медсестра.
— Ему сегодня что-то тоже нездоровится, — сияя от радости воскликнул Ягер. — Видите, как он побледнел? Я предписываю ему покой и, может быть, даже — на короткий период — постельный режим!
— Вы действительно хотели меня видеть, полковник? — спросил Вилли Майзель.
Узколицый,
— Где, черт возьми, сейчас этот англичанин, подполковник авиации Линдсей? — резко проговорил Ягер.
Вилли Майзель сидел на стуле, придвинув его вплотную к постели полковника, и пил жидкость, которую в госпитале оптимистично называли «кофе». Ягеру постепенно удалось выведать у него, почему он сперва держался так отчужденно. Виноват в этом был Грубер.
Шефа гестапо, до сих пор торчавшего в Вене, буквально свели с ума нескончаемые звонки Мартина Бормана, который то и дело звонил ему из Волчьего Логова. Рейхслейтер мог побеспокоить Грубера в любое время суток, не считаясь ни с чем. Особенно он любил звонить в три часа ночи, так что Грубер уже чувствовал себя одним из своих собственных подследственных, которым намеренно не давали спать в застенках гестапо.
— Он вконец вымотался, — объяснил Майзель. — И когда услышал, что вы хотите повидаться со мной, принялся ругать вас на чем свет стоит. Он испугался, что я передам вам какую-нибудь информацию…
— Почему?
Ягер был заинтригован. Творилось что-то странное. Майзель, человек хитрый и умный, похоже, был рад отлучиться из штаба гестапо. И поговорить с кем-нибудь посторонним…
— По-моему, Борман срывает на Грубере зло и собирается сделать его козлом отпущения…
— Козлом отпущения? Но за что?
— За то, что никто не может поймать Линдсея. Борман просто леденеет от ужаса при мысли, что англичанин может добраться до Лондона. Йодль и Кейтель тоже. Они — каждый в отдельности — звонили Груберу и говорили с ним об одном и том же. Мне это кажется странным.
— А в чем дело? Как, по-вашему? — спросил Ягер.
— Наверное, фюрер хочет снова увидеться с Линдсеем. Очевидно, после Курска. Ходят упорные слухи, что Гитлер отчаянно ищет союза с Черчиллем…
— Вы полагаете, что чем больше людей охотится за Линдсеем, тем больше шансов его обнаружить? — вмешался Шмидт.
Ягер мысленно улыбнулся. В невинном с виду вопросе Шмидта таилась ловушка, и Майзель в нее угодил. Этот вопрос открывал Шмидту и Ягеру зеленую улицу для участия в поисках беглеца.
— Да, я думаю, это так, — согласился Майзель.
— А когда именно и где в последний раз видели Линдсея? — поинтересовался Ягер.
— Да вообще-то нигде… Я имею в виду, с той ночи, когда я говорил с вами из Марибора.
— Гартман?! — Ягер выпрямился. — Значит, умный мерзавец уцелел? А более подробных описаний блондинки не поступало?
— Ну, только сообщалось, что ей под тридцать, что она очень хороша собой и якобы носит имя Пако. Очевидно, это кличка. Еще, похоже, она пользуется большим уважением партизанского командира. А недавно мы услыхали, что в Югославии приземлилась целая военная миссия союзников; вроде бы они прилетели из Туниса. На Балканах вечно какие-то сюрпризы…
После ухода Вилли Майзеля Ягер какое-то время сидел молча. Зная характер шефа, Шмидт предпочел не лезть к нему с разговорами. Наконец Ягер принял решение. Откинув одеяло, он потянулся к трости, слез с кровати и начал расхаживать из угла в угол.
— Англичане храбро сражались при Дюнкерке. Вы помните, мы никак не могли тогда прорваться, Шмидт? Фюрер прав, надо заключить с ними союз. Зря он позволил этому жирному дебилу Герингу устроить бомбардировку Лондона. Если русские победят, они еще не одно поколение будут угрожать западному миру…
— Да, это трагедия, — согласился Шмидт. — Но что тут поделаешь?
— Линдсей для нас — это путь к спасению, — ответил Ягер. — Мы с вами должны его отыскать. И как можно скорее! Если опоздаем, союзники его увезут. Однако, разузнав, где находится их миссия, мы вполне сможем расстроить их планы. Это наша первая задача!..
Он говорил сам с собой, размышляя вслух, и при этом усилием воли заставил себя выпрямиться и медленно пошел по палате, стараясь как можно дольше обходиться без трости.
— А как именно мы расстроим планы союзников? — спросил Шмидт.
— Я собираюсь позвонить Борману и заручиться поддержкой фюрера. Мы отдадим приказ тамошнему командиру Люфтваффе, и он пошлет все имеющиеся в его распоряжении самолеты туда, где находится миссия союзников. Мы их забросаем бомбами, устроим им такое пекло, что они рванут — только пятки засверкают, и Линдсей не сможет с ними связаться до нашего приезда.
— И все же я не понимаю, почему Линдсей — такая важная персона…
— Меня поражает его ум. Вспомните, как он удрал из Бергхофа в грузовике с грязным бельем, как он не клюнул на приманку в виде «мерседеса», который поджидал его в то утро… Он нас обвел вокруг пальца, хитрый дьявол! Я думаю, за две недели, проведенные в Волчьем Логове, он успел многое разнюхать. И может, даже понял — с помощью Лундт, — кто в Волчьем Логове шпионит в пользу русских. А уж этому мерзавцу, клянусь Господом Богом, я хочу собственноручно всадить пулю в лоб!