Возлюби ближнего своего. Ночь в Лиссабоне
Шрифт:
Офицер поднял глаза.
– Ваше имя?
– Штайнер. Йозеф Штайнер.
– У него нет паспорта, и он угрожал нам, – сказал полицейский с револьвером.
– Венской полиции разрешается много больше, чем вы думаете, – резко возразил офицер. – Марш вниз!
Оба оделись. Полицейский протянул наручники.
– Подойдите сюда, голубчики. Так, теперь вы выглядите уже лучше. Как на заказ сделано.
Керн почувствовал на суставах холодную сталь. Первый раз в жизни он был закован в кандалы. Стальные браслеты не очень мешали при ходьбе. Но ему казалось, что они сковали не только руки.
На
– Похороны – люкс. Шикарно, малыш, не так ли?
Керн не ответил. Он пытался спрятать наручники под пиджак. Несколько молочников глазели на них с улицы. В домах напротив были открыты окна. В темных отверстиях, как куски теста, белели лица. Какая-то женщина хихикала.
Человек тридцать задержанных были посажены на машины. Это были открытые полицейские грузовики. Большинство влезали в машины без единого слова. Среди задержанных была и владелица дома, толстая светловолосая женщина лет пятидесяти. Она была единственным человеком, который с возмущением протестовал. Несколько месяцев назад она превратила два пустующих этажа своего ветхого дома в пансион, нечто вроде дешевой ночлежки. Скоро стало известно, что там можно переночевать, не прописываясь в полиции. В доме только четыре жильца имели полицейскую прописку: уличный торговец, морильщик мышей и две проститутки. Остальные приходили вечером, когда темнело. Почти все были эмигранты и беженцы из Германии, Польши, России и Италии.
– Быстро, быстро в машину, – говорил офицер домовладелице. – Все это вы объясните в полиции. У вас там будет достаточно времени.
– Я протестую! – кричала женщина.
– Можете протестовать сколько угодно. А пока вы едете с нами.
Двое полицейских подхватили женщину под мышки и подняли на машину. Офицер повернулся к Керну и Штайнеру:
– Теперь эти двое. За ними следить особо.
– Мегсi, – сказал Штайнер и полез в машину. Керн последовал за ним.
Машины тронулись.
– До свидания, – проскрежетал из окон женский голос.
– Убивать надо эту эмигрантскую сволочь, – прорычал вслед какой-то мужчина. – Только жратву зря переводите.
Полицейские машины ехали довольно быстро. Улицы были еще пусты. Небо над домами отодвигалось, светлело, становилось больше, голубее и прозрачнее, а темная масса арестованных в кузове напоминала ивы в осенний дождь. Несколько полицейских ели бутерброды, пили кофе из плоских жестяных фляжек.
Недалеко от Аспернбрюке улицу пересек овощной фургон. Полицейские машины затормозили, потом снова тронулись. В это мгновение один из арестованных вскарабкался на борт второго грузовика и спрыгнул вниз. Он упал наискось, на крыло, запутался в пальто и с сухим треском ударился о булыжник.
– Стоп! Назад! – закричал офицер. – Стрелять, если он побежит!
Грузовик резко затормозил. Полицейские бросились к тому месту, где лежал человек. Шофер оглянулся. Заметив, что человек не бежит, он медленно подал машину назад.
Человек лежал на спине. Он ударился о камни затылком. Он лежал в распахнутом пальто, раскинув руки и ноги, как большая распластанная летучая мышь.
– Поднимите его наверх! – крикнул офицер.
Полицейские
– Он, наверное, что-то себе сломал. Не может встать.
– Прекрасно может. Поднять его!
– Дайте ему хорошего пинка, сразу очухается, – сказал лениво полицейский, который бил Штайнера.
Человек застонал.
– Он действительно не может встать, – сообщил другой полицейский. – И кровь. Разбил голову.
– Черт! – Офицер спрыгнул вниз. – Чтобы никто ни с места! – крикнул он арестованным. – Проклятая банда! Одни только пакости!
Машина стояла теперь совсем рядом с раненым. Сверху Керн мог хорошо его видеть. Он знал его. Это был худой польский еврей с редкой седой бородой. Керн несколько раз ночевал с ним в одной комнате. Он ясно вспомнил, как старик молился по утрам, облачившись в талес, стоя у окна и тихо раскачиваясь всем телом взад и вперед. Он торговал нитками и ремешками, и его уже три раза высылали из Австрии.
– Встать! Ну! – скомандовал офицер. – Зачем вы спрыгнули с грузовика? Совесть нечиста? Воровали или что-нибудь похуже?
Старик пошевелил губами. Его раскрытые глаза были устремлены на офицера.
– Что? – сказал офицер. – Он что-то сказал?
– Он говорит, это от страха, – ответил полицейский, стоявший на коленях.
– От страха? Еще бы! Он, видно, что-то слямзил! Что он говорит?
– Говорит, что ничего не слямзил.
– Все говорят. Что теперь с ним делать? Что у него там?
– Надо вызвать врача, – сказал с грузовика Штайнер.
– Молчать! – озлился офицер. – Какой там врач в такую рань? Нельзя же ему лежать на улице. Потом снова скажут, что это мы его так отделали. Вечно все валят на полицию!
– Его надо в больницу, – сказал Штайнер. – И как можно скорее.
Офицер был сбит с толку. Он видел теперь, что человек тяжело ранен, и забыл, что запретил Штайнеру разговаривать.
– Больница! Они его так просто не возьмут. Для этого нужно направление. Я не могу один дать направление. Я должен сперва доложить.
– Отправьте его в еврейскую больницу, – сказал Штайнер. – Там его возьмут без направления. И даже без денег.
Офицер воззрился на Штайнера.
– Вы откуда знаете?
– Его надо в «скорую помощь», – предложил один из полицейских. – Там всегда есть санитары или врач. Они там посмотрят. А мы отделаемся.
Офицер принял решение.
– Ладно, поднимите его. Заедем в «скорую». Кто-нибудь там с ним останется. Чертово свинство!
Полицейские подняли старика. Он стонал и был очень бледен. Его положили на дно грузовика. Он вздрогнул и раскрыл глаза. Они неестественно блеснули на его обескровленном лице. Офицер кусал губы.
– Что за идиотизм прыгать с грузовика. Такой старый человек. Поехали!
Под головой раненого образовалась кровавая лужа. Узловатые пальцы скребли по деревянному дну грузовика. Губы медленно отклеились от зубов и растянулись в улыбку. Он выглядел так, словно за призрачно затененной маской боли беззвучно и оскорбительно смеялся кто-то другой.
– Что он говорит? – спросил офицер.
Полицейский снова опустился на колени около старика, поддерживая его голову и пытаясь разобрать слова сквозь дребезжание машины.