Возлюби ближнего своего

Секстон Мари

У меня что-то сжалось под ребрами.

– Продолжай.

– Я был молодежным пастором тамошней церкви в течение четырех лет, и с самого начала я решил, что будет лучше не прятать свою сексуальную ориентацию. В то время я встречался кое с кем, и мне не хотелось прятать его или беспокоиться о том, что я могу кого-то застать врасплох.

– Людям это не понравилось?

Даррен пожал плечами.

– Кто-то возмутился. Кому-то было все равно. И да, меня разозлило, когда они решили, что молодежная группа достаточно большая, и мне нужен «помощник молодежного пастора». Ну, ты знаешь, помощник

молодежного пастора, который присутствовал везде, где я был с детьми.

– Нянька?

– В принципе, да. Но она хорошо ладила с детьми, и с ней было приятно работать, так что не важно. Я старался изо всех сил.
– Затем Даррен глубоко вздохнул, а когда выдохнул, расправил плечи, словно готовясь к чему-то.
– У нас в молодежной группе было четверо парней-геев. Четверо, которые открылись. И я думал о паре других, но... определенно четверо. В любом случае, это заставило людей чувствовать себя еще более неуютно. Потому что, почему-то их присутствие в группе, возглавляемой геем, было более опасным, чем присутствие девочек-подростков в группе, возглавляемой натуралом, который был молодежным пастором до меня.
– Он закатил глаза.

– Звучит знакомо, - пробормотал я.

Даррен неловко поежился.

– Значит, у всех ребят из молодежной группы был мой электронный адрес и сотовый телефон. Они знали, что могут связаться со мной днем или ночью, если им что-нибудь понадобится. Иногда они звонили. Расстроенные из-за чего-то, о чем они не могли поговорить со своими родителями, или просто из-за тяжелого дня.
– Он встретился со мной взглядом.
– Ты знаешь, каково это - быть подростком.

Я кивнул.

– Ни за что не вернулся бы в те дни.

– Слышал, слышал.
– Он сглотнул.
– И вот, однажды ночью, звонит этот парень. Чед. Ему не было и семнадцати, и он был одним из четверых.

– Один из тех парней-геев?

– Да. И он был в ужасном состоянии. Напился до бесчувствия, плакал, говорил, что хочет покончить с собой.

– Боже мой...

Даррен облизал губы, и его взгляд затуманился.

– Я подобрал его в закусочной, где любят тусоваться все дети. Он отказывался садиться в машину, пока я не пообещал, что не отвезу его к родителям, поэтому я отвез его к себе, чтобы он мог протрезветь.

Я поморщился.

– Почему я уже вижу, к чему это приведет?

– Потому что эта история всегда заканчивается одинаково, - с горечью сказал он.
– Когда я, наконец, убедил его позволить отвезти его домой, его родители взбесились и...
– Он сделал жест, как бы говоря: «Сам понимаешь».

– Господи.

– И этот бедный ребенок. Он был так раздавлен, и в таком плохом положении, и...
– Даррен присвистнул и покачал головой.
– Чувак, он по-прежнему не позволял никому запугивать себя и выдвигать обвинения. Я до смерти боялся за него все это время.
– Он помолчал, прочищая горло.
– Каждый раз, когда у меня звонил телефон, я был уверен, что кто-нибудь скажет мне, что он поранился. Он просто… ему это было не нужно, понимаешь?

У меня по коже побежали мурашки от неприятного ощущения дежавю. Я чертовски хорошо знал, что чувствовал этот парень, и у меня не было такого человека, как

Даррен, на которого я мог бы положиться. Я и представить себе не мог, каково это - иметь такую поддержку, чтобы потом ее выдернули у меня из-под ног.

– Так что же произошло? – спросил я.

– Полиция провела расследование. Мы с парнем оба прошли проверку на детекторе лжи, и в итоге все обвинения были сняты.
– Даррен потер лоб, скривившись, как будто от всего этого хода мыслей у него разболелась голова. Возможно, так оно и было.
– Но прихожане все равно были недовольны. И старейшины, дьяконэсса, пастор...
– Он покачал головой и откинулся на спинку стула, сосредоточившись на чем-то в другом конце комнаты.
– Они провели собрание по этому поводу. На самом деле, из-за меня.

– Звучит не очень хорошо.

– На самом деле, нет.
– Губы Даррена сжались в тонкую линию, и он на мгновение замолчал.
– Когда все было сказано и сделано, они пришли к соглашению, что для всех участников будет лучше, если я покину приход.

– Ты шутишь.

– Хотел бы я. Я имею в виду, я сойду в могилу и все равно не пойму этого. Что я должен был сделать, понимаешь?
– Он провел рукой по волосам.
– Просто оставить его в той забегаловке? Пьяного? Сказать ему, что ему нужно поговорить с кем-то другим, потому что люди могут неправильно понять? Такого хрупкого, как он...
– Голос Даррена дрогнул, и он быстро прочистил горло.
– Все это было так хреново.

У меня екнуло сердце. Не могу сказать, что поразило меня больше: то, что он выругался, или то, как сильно дрожал его голос, когда он это сделал.

Или блеск в его глазах, когда он повернулся ко мне.

– Я ни черта не сделал ни одному из этих детей, - прошептал он.
– Но меня выгнали, потому что люди вбили себе в голову, что я могу это сделать. Потому что я гей, и поэтому...
– Он махнул рукой, а затем вытер глаза.
– Черт возьми, прости.

Из моих легких вырвался весь воздух.

– И я сделал то же самое, да?

Даррен ничего не сказал. Он не пошевелился. Даже не взглянул на меня.

С колотящимся сердцем я встал и подошел к дивану рядом с ним. Когда я коснулся его руки, он не отшатнулся, поэтому я обнял его за плечи другой рукой.

– Прости меня, Даррен, - прошептал я.

Вздохнув, он прислонился ко мне, и я обнял его.

После долгого молчания я спросил:

– Почему Чед был расстроен в тот вечер?

– Что?
– Взгляд Даррена прояснился, но он в замешательстве наморщил лоб.

– Парень, которому ты помогал той ночью.
– Я прохрипел.
– Что… что произошло?

Даррен снова опустил взгляд на свои руки.

– По правде говоря, я так и не смог выяснить, что именно вывело его из себя в ту ночь. На него так много всего давило. Какое-то время он был в сильном стрессе. Я беспокоился за него, и мы несколько раз говорили об этом. Я знаю, что он только что расстался с кем-то. Он чувствовал себя изгоем. Его родители оказывали на него давление в учебе и духовно. По сей день я не знаю, что стало последней каплей, - вздохнул Даррен.
– Я думаю, все сводилось к тому, что он был подростком-геем с ультраконсервативными родителями на Среднем Западе.