Возлюбивший войну
Шрифт:
– Трудновато им приходится, – заметил Мерроу; он чувствовал себя превосходно. – Ну-ка, Макси, давай. Давай, крошка!
Макс несколько недель жаловался, что ему приходится сбрасывать бомбы только по сигналу ведущего бомбардира, желая тем самым сказать, что все получилось бы лучше, если бы он устанавливал прицел и бомбил самостоятельно. Теперь ему предоставлялась такая возможность.
– Ветер, ветер, ветер, – бубнил он, пытаясь, очевидно, учесть при установке прицела угол сноса.
Мы легли на боевой курс, Макс вел самолет с помощью автопилота. Нам уже оставалось каких-нибудь сорок секунд, как вдруг он воскликнул:
– Дьявольщина! Я потерял
– В чем дело? – заорал Мерроу.
– Если мы сделаем еще один заход на цель, отставшие получат возможность подстроиться к нам, – молниеносно откликнулся наш надежный, как скала, Хендаун.
– Болван! Сукин сын! – продолжал бушевать Мерроу.
Пятнадцать… Четырнадцать… Тринадцать… Двенадцать секунд…
– Облака! – крикнул Макс. – Цель закрыта облаками!
Вряд ли, однако, кто-нибудь поверил ему.
О себе только помню, что воображал, будто Нег стоит позади меня, как при взлетах и посадках, и его невозмутимость действует на меня успокаивающе; помню также, что взглянул на Мерроу, а он взглянул на меня и что, обезумев от ярости, я внезапно схватил штурвал, с силой нажал на педали, пытаясь совершить поворот влево.
Затем я услышал слова Мерроу:
– Ну, хорошо, Макс, исправь ошибку. Мы поворачиваем. – Он щелкнул переключателем диапазонов и по радио приказал другим самолетам: – Разворот три шесть ноль! Повторяю: разворот три шесть ноль!
Для летчика нет ничего ненавистнее, чем вторичный заход на цель, что легко понять, если вспомнить, как много времени требуется для этого одной «летающей крепости», а при развороте всем соединением это время нужно умножить едва ли не на количество всех самолетов; надо еще учесть, как мучительно тянется время, – вы считали, что самое худшее уже позади, а тут, оказывается, и вражеские истребители продолжают вас атаковать, и зенитки бьют с земли, и время тянется бесконечно долго. Это ужасно!
Я не знаю и никогда не узнаю, решился ли бы Мерроу вернуться, если бы не замечание Хендауна и мой отчаянный поступок. Я никому не рассказывал об этом эпизоде, о том, что осмелился, хотя и не слишком решительно, вмешаться в управление самолетом, и вы можете смело поспорить на свой последний доллар, что и Мерроу никому ничего не рассказал, кроме Дэфни.
Во всяком случае, все обошлось хорошо. К сожалению, во время второго захода мы потеряли три «летающие крепости», но остальные успешно завершили маневр, отставшие успели пристроиться к нашему боевому порядку, Макс удачно все рассчитал, и, очевидно, облачность не помешала ему, так как полученные на следующий день фотоснимки показали, что он неплохо выполнил задание; мы, конечно, не сокрушили всю немецкую военную промышленность, но, по крайней мере, не сделали и грубых ошибок.
Не успели мы подойти к пункту сбора, откуда предстояло возвращаться на базу, как с самолетов уже начали поздравлять Базза. Его называли лошадиным задом и даже похлеще, но все это, в общем, звучало как похвала за его решительное поведение.
Я же, хотя и выключил на обратном пути электроподогрев своего костюма, продолжал обливаться потом.
После приземления выяснилось, что Малыш Сейлин так увлекся наблюдением за немцами из своей установки, что даже не догадывался о происходящем, а когда перед разборои полета я рассказал ему обо всем, он прислонился к косяку двери, заплакал и сказал:
– Славный парень этот капитан Мерроу. Он мой друг, мой друг! И ведет он себя запросто: вы никогда не скажете, что он капитан. И все равно я не должен поддаваться ему. Я даже
Малыш буквально обливался слезами, словно получил известие о смерти Мерроу.
В тот вечер в офицерском клубе, где восстанавливалось трогательное единодушие, когда надо было надрызгаться в стельку, к Мерроу подошел Уэлен – он не принимал участие в рейде – и сказал, что представил Базза к награждению крестом «За летные боевые заслуги». По-моему, с той минуты Мерроу стал несколько иначе расценивать умственные способности нашего командира.
Спустя несколько минут к Мерроу бочком подошел буфетчик Данк Фермер.
– Уже месяца три, – сказал он, – я пытаюсь отделаться от этой работы и стать членом боевого экипажа; вот я и думаю, капитан, не могли бы вы найти для меня дырку?
Базз, ясное дело, был в тот момент на верху блаженства.
– Конечно, сынок, – ответил он. – Как только мой парнишка Боумен сыграет в ящик, можешь усаживаться в его кресло.
– Да я не шучу, – пробормотал Данк.
– Знаю, сынок, – продолжал Базз, теперь серьезный, благожелательный, источающий благоволение, ибо noblesse oblige [24] . – Есть у меня задний стрелок, мне, возможно, придется его прогнать, вот я и буду иметь тебя в виду. Ты ведь не страдаешь скоплениями газов в желудке, правда?
24
Положение обязывает (фр.).
– Никак нет, сэр.
– Буду иметь тебя в виду, – повторил Мерроу.
Глава седьмая
В ВОЗДУХЕ
14. 04-14.55
Вопль Мерроу звучал, пока не выяснилось, что первая группа из четырех истребителей пройдет над нами, через строй группы, летевшей выше нас.
Мы испытывали двойное облегчение: от того, что наконец-то смолк ужасный боевой клич Базза, и от сознания, что хотя бы первый сегодняшний удар обрушится не наше подразделение.
«Тело» задрожало, и мы поняли, что Хендаун открыл огонь по пролетавшим над нами самолетам.
Мы находились недалеко от Антверпена. Посматривая вниз, сквозь чистый, как промытое окно, воздух, я видел город. Под юго-западным бризом над ним стелилась тонкая дымовая завеса.
На высоте, где мы летели, дул со скоростью пятьдесят миль в час почти попутный нам ветер.
Наша эскадрилья следовала в голове огромной колонны, летящей этажеркой, футов на тысячу ниже слоя перистых облаков, настолько тонкого и прозрачного, что через него просвечивало небо, как просвечивало виноградное желе сквозь слой свечного воска, которым его заливала моя бабушка, чтобы предохранить от плесени, перед тем как поставить в погреб.
Из Антверпена изредка, но с довольно равными промежутками постреливали зенитки, – они, очевидно, вели заградительный огонь. Вскоре он прекратился.
Вторая и третья волны истребителей напали на самую верхнюю из групп, потом развернулись для атаки с тыла. Стрелки засекали отдельные самолеты, готовые атаковать нашу группу.
Затем Брегнани обнаружил истребителей, они шли в боевом строю позади и выше нас.
– Внимание! – послышался голос Мерроу. – Возможно, это «спитфайры».
– Боже милосердный! – воскликнул Хендаун. – Да они похожи на П-47!