Возлюбленная террора
Шрифт:
«И ЖИЗНИ ЛЕТНЕЙ СЛИШКОМ СРОК НЕДОЛОГ…»
Осенью 1929 года у М. А. Спиридоновой обострился туберкулез. А в начале следующего года бывшим левым эсерам удалось добиться ее возвращения в Москву вместе с Саней Измайлович. Отсюда они направились в Ялту, где Спиридонова находилась в туберкулезном институте в качестве частного лица.
Крым — одно из самых красивых мест на земле. Крым хорош всегда: и весной, когда зацветают маки, а мягкий ветерок пахнет ароматом крымской белой акации, и летом, когда солнце нагревает сухой кипарисовый воздух, и осенью, в бархатный сезон, когда ветки винограда свисают на балконы словно с небес. Даже зимой: в Симферополе,
Судьба, обычно столь неласковая, на этот раз словно сжалилась и подарила Марии Спиридоновой почти год жизни в этом благословенном уголке планеты.
Стоял июль, жара. Температура днем поднималась до тридцати градусов, и, хотя Спиридонову и Измайлович жарой после Самарканда не удивишь, в любом другом месте подобные природные излишества переносились бы тяжеловато. Но сухой воздух, близость моря и тенистые парки делали свое дело: жара почти не ощущалась.
Туберкулезный санаторий разместился на одной из бывших «господских» дач под Ялтой — ближе к Гурзуфу, а не к Ливадии, где во дворце Романовых тоже открыли санаторий. Вообще санатории и дома отдыха для рабочих и колхозников открывались по всему побережью, от Севастополя до Феодосии. Попутно с их открытием переименовывались прибрежные поселки и курортные местечки — вместо старых, имперских, они получали новые, социалистические, названия: Рабочее, Лазурное, Солнечное… Такой бесхитростный подход к топонимике оказался далеко не безупречным: одних Солнечных поселений в Крыму насчитывалось не меньше двух десятков. Но в те годы это никого не смущало, подобного просто не замечали.
Санаторий, где обитали Спиридонова и Измайлович, был не самым большим в окрестностях, но все же достаточно солидным. Здесь лечились в основном чекисты среднего звена, красные командиры, передовые рабочие и колхозники… Правда, последних было совсем немного.
В больших комнатах селили по трое-четверо, что по тем временам было просто роскошью: об отдельных номерах тогда еще и не помышляли. Спиридоновой и ее подруге в качестве соседки досталась Галина Кошина, молодая коммунистка. Свою карьеру Галя начала на фабрике. Потом — активистка, рабфак, впереди маячил институт и самые радужные перспективы. Но неожиданная болезнь спутала все планы. Однако Галя не теряла надежды быстро поправиться и вернуться в строй.
В этот день после обеда она сидела на балконе своей комнаты в красивом белом кресле. Небось раньше в таких креслах только барышни сидели, а теперь вот — поди ж ты! И платье на Гале тоже белое, легкое, в мелкий модный цветочек и с рукавами «фонарик». И носочки тоже беленькие, и босоножки новые, на каблучке… Галя вытянула вперед загорелые ноги и устроилась поудобнее. Вот бы так сфотографироваться, в этом кресле и в этом платье, а карточку девчонкам послать! И чтоб Мишка Орлов тоже ее обязательно увидел…
На коленях у Гали лежал номер «Правды» недельной давности — разворот с текстом речи товарища Сталина на XVI съезде ВКП(б). Только минуту назад Галя, подперев подбородок рукой, внимательно вчитывалась в ровные черные строчки: «Период со времени XV съезда до XVI съезда был переломным как для капиталистических стран, так и для СССР. Но между изменениями в положении капиталистических стран и СССР — коренная разница. В то время как перелом этот означал для СССР поворот в сторону нового, более серьезного экономического подъема, для капиталистических стран перелом означал поворот к экономическому упадку. У нас, в СССР, растущий подъем социалистического строительства и в промышленности, и в сельском хозяйстве. У них, у капиталистов, растущий кризис экономики и в промышленности,
Утомившись, Галя отложила страницу и провела рукой по лицу. Уж больно мелок этот газетный шрифт. Перед глазами уже черные точки скачут, а она еще и половины речи дорогого товарища Сталина не одолела. И ведь как верно он все говорит! Конечно, у них — упадок, у нас — подъем. И еще какой!
«Люди, болтающие о необходимости снижения темпа развития нашей промышленности, являются врагами социализма, агентами наших классовых врагов…» Конечно! А враги — кругом, нельзя терять бдительность. Вот хотя бы эти ее соседки по комнате… Галя усмехнулась. Пожилые тетки, сморщенные все, сухие, одеты кое-как. Эта Измайлович такая смешная, все ходит с корзиночкой, собирает травы, говорит, гербарий сделает… Зачем ей гербарий? Впрочем, вторая еще страннее. Даже как-то не верится, что она — знаменитая террористка Спиридонова, организатор левоэсеровского мятежа 6 июля 1918 года. Впрочем, это уже было так давно… Теперь она просто тетка как тетка. Старая уже, наверное, какой уж в таком-то возрасте террор! Но все равно бдительность не помешает.
Галя недовольно поморщилась, вспомнив, как соседки сегодня утром ловко отделались от ее общества. Каждый день после завтрака Спиридонова и Измайлович отправлялись на долгие прогулки вдвоем. Галю уже давно интересовало, куда же они ходят. В этот раз она опять попыталась пристроиться в их компанию, но ничего не вышло. «Галочка, мы с Саней уже пожилые женщины, наше общество вам вряд ли интересно. Да и на солнце нам нельзя подолгу бывать. А вы, Галочка, идите на пляж к молодежи…» Ух, старые конспираторши!
Галя снова уткнулась в страницу «Правды». Но глаза, видно, устали основательно — через десять минут опять пришлось сделать перерыв. Как там говорила старенькая санаторная докторша? Вроде бы глаза отдыхают лучше, если смотреть вдаль и на зеленое… Галя откинула голову и принялась разглядывать парк. Среди аккуратно подстриженных кустов к морю сбегали, теряясь из виду, ровные желтые дорожки. Гуляющих в эту пору мало: кто на пляже, а кто спит после обеда. Вот часа через два, ближе к вечеру, в парке станет интересно. Хотя… Постойте-ка, а кто это там, у самых ворот? Галя вгляделась попристальнее и чуть не ахнула: Спиридонова с Измайлович, и не одни! Ее соседок по комнате явно поджидал какой-то высокий мужчина. Вот они подошли, вот поздоровались, вышли из ворот и быстро направились куда-то налево… Вроде бы в сторону бывшей дачи Врангеля.
Дача Врангеля, по правде говоря, была излюбленным местом прогулок не только Спиридоновой и Измайлович, но и прочих отдыхающих. Хотя саму дачу Врангель при отступлении лично расстрелял, там остались прекрасный парк, подвалы и небольшой мол в уютном заливчике, который раньше служил причалом личной врангелевской яхты. Но Галю сейчас интересовали не столько ее соседки, сколько встретивший их неизвестный. И уже ведь вроде бы не в первый раз она его видит…
Дорожка подвела их прямо к дому Врангеля, то есть к тому месту, где раньше был вход в дом. Неподалеку от бывшего крыльца стояла каменная скамейка, непонятно, каким чудом уцелевшая. Мария Спиридонова остановилась и вопросительно взглянула на своих спутников:
— Ну что? Пойдем дальше или поговорим здесь?
Саня Измайлович пожала плечами и ничего не ответила, Мужчина — партийным товарищам он был известен под фамилией Иванов — внимательно огляделся:
— Как хотите. Если вы считаете, что здесь нас никто не услышит…
— Думаю, никто. Давайте присядем.
Спиридонова первая опустилась на скамейку. Саня Измайлович последовала ее примеру. Иванов же остался стоять.
— Так что вы хотели мне сообщить? — с места в карьер начала разговор Спиридонова, не признававшая долгих предисловий. — Что вы задумали?