Возмездие
Шрифт:
Солнце медленно опускается в море…
На значительном удалении от боевых позиций, под землей, в комфортабельно оборудованном командном пункте, сидит, развалившись в кожаном кресле, рейхсмаршал Геринг.
Здесь же — командир ракетного подразделения генерал Метц, рейхскомиссар по производству и эксплуатации ракет группенфюрер Каммлер, группенфюрер Вольф, генерал Дорнбергер, конструктор Фау-2 фон Браун и другие.
Геринг
— Доблестные солдаты, офицеры и генералы рейха! Наступает долгожданная и торжественная минута…
Репродукторы разносят речь Геринга над ракетными позициями. В сумерках сурово и мрачно выглядят сами ракеты, суровы и мрачны лица солдат в строю…
— Мы обрушим неотразимый и мощный удар, — продолжает Геринг, — на головы наших врагов — надменных саксов и поставим их на колени! Поздравляю вас с этим радостным днем! С нами бог! Хайль Гитлер! — Он закончил, оглядел присутствующих — каково впечатление? — и передал микрофон Метцу.
— Внимание! — выкрикнул Метц в микрофон. — Расчеты, слушай мою команду: объявляю пятиминутную готовность!..
Солдаты торопливо снимают с ракет маскировочные сети. Из-за облаков появляется луна, и в свете ее серебром отливают мощные корпуса Фау-2.
На командном пункте Геринг что-то пьет из большого бокала. Волнуются фон Браун и Дорнбергер.
Голос из репродуктора. Пятиминутная готовность всеми расчетами принята!
— Объявляю трехминутную готовность! — командует Метц.
— Трехминутная готовность принята! — снова прозвучало из репродуктора.
— Всем расчетам — в укрытие! — командует Метц.
— Все расчеты находятся в дотах! — отзывается репродуктор. Метц смотрит на циферблат часов, потом на Геринга. Тот величественно кивает…
— Пуск! — кричит в микрофон Метц.
И в то же мгновение раздался оглушительный грохот. Над позициями взметнулись столбы огня, и все заволокло дымом и тучами пыли.
Ракеты дрогнули, поднялись и, словно кометы, оставляя за собой огненные хвосты, устремились в небо…
Геринг протянул фон Брауну обе руки.
— Поздравляю вас, Браун! Это великолепно!
— Это самый радостный день в моей жизни, — широко улыбнулся фон Браун.
— Хайль Гитлер! — Геринг поднял бокал. — За наше чудо-оружие! За победу!..
Голос из репродуктора. Господин рейхсмаршал! Докладывает генерал-майор Шмидт. По данным с наших наблюдательных пунктов на побережье, в море
Геринг резко повернулся к фон Брауну.
— Что это значит? Саботаж или недомыслие? Вольф! Разберитесь с этим…
Хроникальные кадры осени 1944 года:
Наступление советских войск в Румынии, Югославии и Болгарии. Жители освобожденных городов и сел радостно встречают советские танки…
Тяжелые бои в Карпатах…
Подготовка наступления в Польше. Колонны пехоты и танков движутся к фронту по трудным осенним дорогам…
Бои в Прибалтике. Окруженная группировка немцев отчаянно сопротивляется…
Бои в Карелии и на севере Кольского полуострова…
Выход Финляндии из войны…
Приезд в Москву для переговоров венгерской делегации…
Продвижение войск союзников в Италии, Франции и Бельгии…
Все кадры демонстрируются на экране небольшого просмотрового зала. Присутствуют Сталин, члены Политбюро, Антонов и некоторые военные, среди них — начальник Главного разведывательного управления. Сталин, утонув в глубоком кресле, внимательно следит за экраном…
Голос диктора. Общее стратегическое положение фашистской Германии к осени 1944 года уже не вызывает сомнений в исходе войны, однако гитлеровцы продолжают отчаянное сопротивление, цепляясь за каждый рубеж, каждый населенный пункт, каждую крепость…
Снова идут кадры трофейной хроники:
Гитлер принимает асов люфтваффе…
Новые самолеты сходят с конвейеров подземных заводов…
Атака Лондона ракетами Фау-2…
Указ Гитлера о тотальной мобилизации…
Выступление Геббельса перед формированиями фольксштурма — стариками и подростками…
Голос диктора. Они хотят выиграть время, оттянуть конец всеми средствами, чтобы скрыть следы чудовищных преступлений против человечества…
Хроникальные кадры — лагерь уничтожения в Майданеке.
Голос диктора. Польско-советская чрезвычайная комиссия установила, что в лагере Майданек только в печах крематория было сожжено свыше шестисот тысяч человек, на кострах в кремповецком лесу — триста тысяч, в двух старых печах — свыше восьмидесяти тысяч; в самом лагере возле крематория сожжено не менее четырехсот тысяч человек.