Возмездие
Шрифт:
Потом я увидел рекламу, встретился с рекрутерами, прошел тесты и испытание по физподготовке, после чего меня отправили в учебку. И за следующие полгода в Африке я заработал столько же, сколько за предыдущие два года. А потом, когда попал в специальное подразделение «Горлорезы»…
Второй причиной было то, что компания выплачивала хорошую компенсацию семьям погибших во время службы. Этого хватило бы на экономную, но жизнь моим жене и ребенку до того момента, пока он не закончил бы среднюю школу. Да, оплатить высшее образование этого не хватило бы, щедрость компании не распространялась
Ну а в-третьих… У меня это просто получалось. Шесть полугодовых контрактов, и я все еще был жив. Не сказать, что цел: часть моих внутренних органов заменены на импланты после ранений, и это не считая того, что я прочиповал для того, чтобы просто стать сильнее.
Но сейчас я собирался взять большой отпуск, хотя бы на год. Причиной было то, что Ванька должен был пойти в первый класс. И ему нужен будет отец. А потом…
А потом есть разные варианты. Мне давно предлагали штабную должность. Буду координировать действия операторов, сидя в штабе со стаканчиком бодрящего напитка и сигареткой, смотреть на территорию с дронов, отдавать приказы и принимать донесения. Опыта полевой работы должно хватить.
— Мы все тут из-за разных вещей, — сказал я. — Кто-то пошел сюда ради денег, как я. Я же не могу сказать, что я тут ради семьи, понимаешь? Нет, это будет ложь, мне нужны деньги, и я нашел, как их заработать. Кто-то ради острых ощущений. Другим нравится образ крутого оператора, может они там дрочили на тактикульщину с малых лет. Разное бывает.
— Тут ты прав, — кивнул Курц. — Но это мой последний контракт. Больше я туда не вернусь.
— Почему? — спросил я.
— Надоело, — ответил он. — Надоели джунгли. Вечная мошкара, комарье. Змеи, которые тебе в палатку заползают, когда ты спишь. Надоело, что шлюхи в местных борделях только черные, надоело пойло в солдатских барах. Все, надоело, короче.
— Кровь и смерть тебе не надоели? — спросил я. — Ты жалуешься на бытовую ерунду. Не на то, что может отвратить от службы нормального человека.
— Ни ты, ни я не нормальные, — он улыбнулся. — Нет, кровь и смерть мне не надоели. И я не собираюсь от этого отказываться. Первым делом я поеду в «Рим». Ты, наверное, не в курсе, но это бордель в стиле римских бань. Дорогое место, элитное.
— Термы, — ответил я. — Они назывались термы.
— Не так уж важно, — он покачал головой. — Я поеду туда и возьму себе самую дорогую программу. Сразу три девочки, прикинь, сутки развлечений. А потом меня обещали свести с одним парнем, который знает одного решалу…
— Решил пойти в наемники? — спросил я.
— Да, — кивнул он. — Это будет не менее весело, чем там, в Африке, зато все удобства жизни в Новой Москве при себе.
— Ага, — я покачал головой. — Только вот все, что мы делаем в Африке, остается в Африке. А здесь ты можешь перейти дорогу легавым, бандитам, пиджакам. И они тебя достанут рано или поздно. Наемники долго не живут, сам знаешь.
— Долго не живут сопляки, которые достали где-то ствол и кожанку, после чего вообразили себя крутыми. А я-то профи.
Я мог сказать многое.
Да и не такой уж он и близкий мне человек, чтобы его отговаривать. Я ни капли не беспокоился за его жизнь, как и за жизни хоть кого-нибудь из моего отряда. Там, на войне, да, мы все ценили друг друга за профессионализм и готовность прикрыть спину. Здесь же нам не было никакого дела.
Мы не были друзьями. Эмоциональная привязанность мешает делу.
Кстати, по этой же причине чаще всего в частники берут бессемейных. Так что я был своего рода исключением из правил.
— Удачи тебе, — я улыбнулся. — Постарайся прожить как можно дольше.
— На рожон лезть не буду, однозначно.
— Вам совсем не спится да, мужики? — поднял голову Татарин, который до этого расслабленно лежал в своем кресле.
Татарин — это очень распространенный позывной. Я знал как минимум троих парней с такими. Причем, двое из них служили в одном подразделении, но каким-то образом сразу понимали, к кому из них обращались. Это было что-то вроде суперспособности.
— А чего спать-то? — спросил Курц. — Мы же прилетели почти.
— Господа спецназеры, — послышался из динамиков голос командира корабля. — Наш рейс прибывает в Домодедово. Просьба занять свои кресла и пристегнуться.
Я схватился за ремни и застегнул их у себя на поясе, Курц сделал то же самое, но затягивать не стал. Татарин и так был привязан. Самолет медленно пошел вниз, уши чуть заложило, но на слухе это не отразилось. Почти у всех нас вместо родных ушей стоят слуховые импланты. А у многих и глаза заменены. У меня… Ситуация двойственная.
С одной стороны, глаза у меня органические, только вот не свои. Раньше я носил оптику, но потом сменил ее на синтетические глаза, выращенные специально из моих же стволовых клеток. А интерфейс работал благодаря специальным линзам, которые назывались «Око». Их таскали те, кто хотел менять свои органы по-минимуму, но при этом не настолько боялся аугментаций, чтобы на всю жизнь обрекать себя на пользование внешними устройствами.
— Москва, — проговорил Татарин. — Вам-то хорошо, вы дома. А мне еще до Новой Казани лететь.
— Да ладно, тут час всего, — сказал Курц. — И тоже дома будешь.
— Двенадцать часов в самолете, — пожал плечами Татарин. — Устал.
— А двенадцать часов в засаде — это нормально? — я усмехнулся.
— Там хоть что-то делаешь.
Пожалуй, он прав. Самое худшее, что можно придумать — это безделье. Просто отвратительно.
Я снова уставился в иллюминатор. Самолет медленно садился, земля становилась все ближе, и теперь можно было разглядеть не только строения, но и машины, которые ездили по дорогам. Людей нет, все-таки слишком далеко. А вот тачки да. Но немного совсем. Еще слишком рано. Ну и хорошо, это значит, что у меня есть шансы доехать до дома без пробок. И сделать семье сюрприз. Они ведь не в курсе, что я возвращаюсь именно сегодня.