Возмездие
Шрифт:
Сумку я с собой не взял, потому что ближайший вылет в любом случае уже пропустил. А так, не переодеваясь, отправился прямо туда, на общественном. На монорельсе прокатился через половину города и добрался.
Поднялся на крыльцо, и стеклянные двери разошлись передо мной сами собой. Сейчас это воспринимается, как само собой разумеющееся, а в начале века какие-нибудь мальчишки наверняка думали, что это волшебство. Или, что где-нибудь сидит дядька, который смотрит по камерам, кто подходит к двери, а потом нажимает
Я оказался в холле. Все тут было строго, по-военному, никаких фонтанов и искусственных фикусов в настоящих горшках. Видели фотографии с разных операций, причем, начиная чуть ли не с начала века. Компания была с историей, с репутацией.
В противоположной части зала была огромная золотая таблица из плитки, на которой мелким шрифтом напечатаны фамилии и инициалы погибших. Их много, очень много, если поставить себе целью прочитать все, то закончишь, наверное, не раньше, чем через пару дней.
Но меня это сейчас не интересовало. Я двинулся в сторону ресепшна, за котором сидел молодой парень со шрамом на щеке, явно не искусственным. Никаких девочек-припевочек, посетителям должно быть сразу ясно, что это ЧВК, а не ясли.
— О, Хантер, — проговорил он. — Здорово.
Ну да, еще бы он меня не узнал, меня ведь для рекламы снимали. Причем, не только благодаря типажу здорового военного лба, но и по боевому опыту. Я же его не знал.
— Какими судьбами? — спросил он.
— Хочу подписать новый контракт, — ответил я, и сам удивился, насколько низко, хрипло и обреченно звучит мой голос.
Кто-то, может быть, подумал бы, что я собрался умереть, и именно поэтому отправился на войну. Нет, это так не работает. Ты нигде не хочешь жить так, как на войне. Когда ты оказываешься на грани жизни и смерти, включается инстинкт самосохранения. Варианта два: бей или беги. Я же умел не терять голову и пользоваться обоими.
— Так, тебе, как обычно, в триста двадцатый, к Константину Степанычу. Держи, бейдж.
Он протянул мне бейдж посетителя, который работал и как ключ-карта. Она давала доступ в исключительно некоторые помещения, конкретно этот был для рекрутируемых.
Я подошел к турникету и меня остановила охрана. Вот это, кстати, знакомый парень, Игорь, мы с ним начинали одновременно, только он потерял ногу. Конечность поменяли на протез, но рана на душе осталась, поэтому его списали. Но на обочину не выкинули, а дали должность в охране.
— Здорово, Игорян, — я пожал ему руку.
— Здорово, Хантер, — кивнул он. — Ты ж вроде только вернуться должен был, куда обратно? У тебя ж семья.
— Нет у меня больше семьи, — ответил я. — Погибли.
— Прости, друг, соболезную.
В его голосе прозвучало настоящее сочувствие. Но мне от этого почему-то стало только хуже. Мне не хотелось чужой жалости. Мне хотелось, чтобы меня вернули
— Ствол сдать надо будет, — он кивнул на кобуру на бедре. — И нож тоже. Ты ж его так и таскаешь?
— Точно, — кивнул я.
Вытащив пистолет из кобуры, я вынул магазин и убрал его в карман. Патрон в стволе я, естественно, не носил, это был самый верный способ лишиться лицензии, а то и уехать на полгодика в места не столь отдаленные. Потом вытащил из ножен на поясе клинок.
Он был совсем старый, с резиновой рукоятью и стеклобоем на обратной стороне. На клинке черным вытравлены узоры, есть пилка на обратной стороне, возле которой клеймо «Кизляр». Этому ножу было больше шестидесяти лет, и он передавался в моей семьи из поколения в поколение. Я не понимал, как так вообще получилось, что отец не продал его за дозу, вещь антикварная и очень дорогая.
— Держи, — я положил все на стойку.
— Все будет в целости лежать, в сейф уберу, — кивнул Игорь. — Ладно, проходи.
Я приложил бейдж к считывающему устройству, и створки турникета разошлись. Прошел через него и добрался до лифта. Возле дверей стоял какой-то пиджак, одетый в серый костюм. Он протянул мне руку, я пожал его ладонь. Вот тут с первого касания было ясно, что он не только никогда не воевал, но и не утруждал себя физическим трудом.
У оператора всегда мозоли. От оружия, от ножа, от мачете, которым надо прорубать дорогу в джунглях, от весла. А потом ты меняешь руки на протезы, но ситуация не меняется. Рил-скин пусть и очень прочный, но все равно повреждается.
Скоро приехал лифт. Мне нужно было всего лишь на третий, так что через несколько секунд я выходил из кабины. Нумерация кабинетов тут была дурацкая, зато мне было недалеко, так что скоро я уже стучался в створку нужного, двадцатого.
— Входите, — послышался с той стороны голос.
Я потянул на себя дверь, они тут были старомодными, не раздвижными, вошел в помещение. За столом сидел старый знакомый, Костя. Он подписывал меня еще на первый контракт шесть лет назад. Так что проблем возникнуть не должно.
— Здорово, Хантер, — сказал он, привстал, протягивая мне руку. — Присаживайся.
Я пожал ему ладонь и уселся в кресло. Оно тут было мягким и даже кожаным, если, конечно, учесть, что почти вся кожа в наше время была искусственной.
— Чего хотел-то? — спросил он.
— Давай меня обратно, Костя, — сказал я. — Куда захочешь: Мали, Колумбия, Аргентина. Только бы в Москве не торчать.
— Что, совсем сил нет? — он вздохнул. — Знаю, брат, о твоей ситуации, соболезную. И понимаю, что тебе тут тошно просто. И вояка ты хоть куда, я бы тебя прямо сейчас подписал бы на завтрашний вылет. И даже дело по твоему профилю есть, ЮАР, теневая операция.