Возьми меня в Калькутте
Шрифт:
– Формула любви?! Как она звучит?
– потрясенно спросил Алипиев. Он смотрел на прозаика и поэта с некоторым испугом.
– Це восемь аш шестнадцать, - добил Алипиева прозаик.
– И ты тоже так думаешь?
– спросил Алипиев поэта К., даже в такую жару не расстегнувшего ни одной пуговцы пиджака.
Поэт К. кивнул.
– Нет, правда?
– Петр был сломлен открывшейся ему истиной.
– Любовь это просто химия? Как спирт?
– он с отвращением взглянул на бутыль.
– Как нефть? Как искусственная икра?
–
– Как нефть. Как икра. Любовь - это химия и игра ферментов. Ферменты вырабатываются в нашем мозгу. Существует, кстати, не менее семи гормонов, содержание которых в крови резко повышается, если рядом с вами появляется предмет вашего восхищения.
– Мон дью!
– простонал Алипиев.
– И с этим ничего не поделаешь, - добивал Алипиева прозаик П.- Все на свете - только химия. Даже любимый вами человек.
Мон дью!
– Алипиев действительно был потрясен.
– Платиновые волосы, высокая грудь, длинные ноги... И это все химия?
– Исключительно!
– прозаик П. грозно постучал палкой о пол.
– Если вы видите перед собой любимого человека, ваш гипофиз незамедлительно приступает к выработке адреналина и других гормонов счастья.
– Гормонов счастья?!
– Вот именно. И вообще...
– прозаик П. широко обвел комнату рукой. Так широко разрекламированные поэтами любовные игры по сути своей являются неким отравлением, типа наркотического. Стоит предмету вашей любви...
– Мон дью!
– Стоит предмету вашей любви свалить с горизонта, как выработка гормонов счастья прекращается и ваш организм начинает страдать.
Алипиев не выдержал.
– Геннадий!
– взревел он.
– Я живу много лет, я человек не новый. Я написал много стихотворений о любви, говорят, среди них немало хороших. А на самом деле любви нет, есть только химия?
– Только химия, - безжалостно подтвердил прозаик П. Он не хотел обижать Алипиева, но дорожил правдой.
– Платиновые волосы, высокая грудь, длинные ноги...
– Алипиев был безутешен.
– Выходит, сегодня я шел на встречу с химией? Я страдал от того, что химия ко мне не явилась? Выходит, мы сами сейчас - химия?
– Химия. Ничего больше, - жестко подтвердил прозаик П.
Возьми меня в Калькутте.
Разве кто-то желает меньшего?
Поразительная штука, - у поэта К. не оказалось печальных стихов.
У него были разные стихи. О рубке леса, когда, значит, щепки летят. О снулых рыбах, одаряющих счастьем человечество. О правиле, требующем от человека не высовываться. Высунулся, пеняй на себя. Как говорил Роальд, каждой твари по харе. Наконец, были стихи о счастливой разделенной поровну любви, напоминающие "Кама-сутру" в школьном переложении на четырехстопный ямб. Но печальных стихов у поэта К. не оказалось.
– Это как в шахматах при ничьей, - констатировал потрясенный Алипиев.
– Никто не проиграл, но никто
Он стиснул стакан в своей чудовищной руке.
Платиновые волосы, высокая грудь, длинные ноги... Женщина, которой он назначил свидание, обманула его дважды. Один раз, когда не пришла на свидание, другой, когда скрыла от него от Алипиева, тот простой факт, что она хуже бактерии, она всего только химия! Я даже испугался за Петра. Его гипофиз напрочь отказался вырабатывать гормоны счастья. Петр зарычал, как зверь, сжимая в руке стакан.
Он зарычал: вот ведь паскудство! Паскудная жизнь, паскудные люди, паскудные законы природы! Он зарычал: я и раньше знал, что в каждой семье есть паскудный мальчик, который умнее всей нации, а в каждой писательской организации есть паскудный писатель, который умнее всех остальных вместе взятых писателей, но он, поэт Петр Алипиев, впервые видит такое. Его сердце не может терпеть! Оно не вытерпит! Это ж сколько энергии затрачивает оно, зарычал Петр, увидев перед собой химию в виде платиновых волос, высокой груди, длинных ног?!
Вопрос был задан чисто риторически, но прозаик П. жестко ответил:
– Самое обыкновенное среднестатистическое человеческое сердце ежегодно расходует такое количество энергии, какого хватило бы для того, чтобы поднять груз весом более девятисот килограммов на высоту почти в четырнадцать метров.
– Мон дью!
– простонал Алипиев.
– Геннадий, мне пятьдесят. Я всю жизнь увлекался химией. Не зная того, я поднял на большую высоту очень большой груз химии. И все равно это только химия?
– Только химия, - жестко подтвердил прозаик П.
– Я хочу утонуть, - Алипиев грузно поднялся.
– Идемте к морю. Я не могу. Мое мировоззрение не просто расшатано, оно уничтожено, как при прямом бомбовом ударе..
– Надеюсь, вы не собираетесь идти к морю в плавках?
– строго спросил прозаик П. Он смотрел на нас взглядом умудренного человека, много видевшего, много знающего, с горечью, но щедро он раскрывал нам глаза на истинную природу мира и человечества.
– Здесь оживленное шоссе, а мы официальная делегация.
В мозгах Алипиева что-то сгорело.
– Мон дью!
– простонал он.
– Твои друзья - большие люди. Они подарили мне знание, отняв счастье. Я не виню их.
Покачиваясь посреди комнаты как большой старинный аэростат, Алипиев высвободил из плавок сперва одну, потом другую ногу:
– У твоих друзей большие мозги. Они знают правду жизни. Они правы. Идти ночью в плавках!.. К морю!..
И зарычал на меня:
– Снимай плавки!
Наверное и сейчас живут в Варне люди, видевшие, как глубокой ночью в мае 1985 года оживленное шоссе неподалеку от Дома творчества болгарских писателей пересекала странная группа - два абсолютно обнаженных человека, а за ними два человека в черных глухих пиджаках и при таких же галстуках.