Возмущение Ислама

Шелли Перси Биши

33

Но эта радость беглым огоньком Светила мне — и снова сновиденья; Все ж думал я, что мы вперед плывем; Бледнели звезды ночи; на теченье Кипящих волн рассвет сошел седой, А старец все склонялся надо мною, Как будто я ребенок был больной, А он моей был матерью родною; Так плыли мы, и вот опять Восток Свою лазурь в покровы мглы облек.

34

От берега идущий ветер ночи Принес по морю слабый аромат, И с каждым новым мигом все короче Был путь; вот вижу, волны бороздят Прибрежье и тростник качают тощий, Вон вижу, мирты нежные цветут, Звездятся

на листве зеленой рощи; И кончилась дорога, вот мы тут, Мы в тихой бухте, и во мглу залива, Сквозь сосны, звезды смотрят молчаливо.

Песнь четвертая

1

Отшельник принял весла, и челнок Пристал близ башни — древняя громада; Заросший вход был темен и высок, Цветы плюща, усладою для взгляда, На нем вились цепляясь; на полу Песок и чудо-раковины были, — Мать месяцев, пронзая полумглу, Рождает их в кипенье влажной пыли; Та башня здесь была, как призрак сна. Искусством человека рождена.

2

У берега челнок свой привязавши, Взял на руки меня Старик седой, И, несколько приветных слов сказавши. Пошел он вниз по лестнице со мной, По ступеням изношенным пришли мы В покой уютный, всюду по стенам Узоры мхов зеленых были зримы, Тихонько положил меня он там, Как бы в альков, к мечтам манящий сонным, На ложе трав, с дыханьем благовонным.

3

Луною было все озарено, Ее лучистым желтым теплым светом, Настолько теплым, что Старик окно Раскрыл: за ним воздушным силуэтом Качались зыбко тени на волнах, До самого порога добегая, И в призрачных заметил я лучах. Что комната вверху была — резная, И много было там томов, чей пыл В себя приняв, мудрец стал тем, чем был.

4

Предел морской во мгле был отдаленной. По озеру скользил мой смутный взор, Кругом — леса, их мир уединенный И белые громады снежных гор, — Что ж, дух мой уносился в бесконечность В таком же многоцветном забытьи, Как лента, что окутывает вечность, — Извивы символической змеи? И Цитна — сон, упавший мне на вежды? Сон — юность, страх, восторги и надежды?

5

Так вновь ко мне безумие пришло, Но кроткое, не страшное, как прежде; И я не ощущал, как время шло, Но Старец верен был своей надежде, Не отходил от ложа моего, Как лучшего меня лелеял друга, В бреду я все же чувствовал его, И излечил меня он от недуга, И он теперь беседу вел со мной, Он показал мне весь свой мир лесной.

6

Он утешать меня умел словами, Что сам же я в бреду произносил, И как себя я спрашивал мечтами, Меня и он о Цитне так спросил. И спрашивал, пока не перестало То трепетное имя на его Устах меня дивить; в том было мало Лукавства, и ума он своего Не ухищрял, но взор его был жгучим, Как молния в стремлении могучем.

7

Так постепенно ум мой просветлел, Возникли мысли, стройное теченье; Я думал, как прекрасен тех удел, В ком неустанно строгое решенье — Светильник Упованья зажигать Над затемненной долею людскою; В зеркальную глядя немую гладь, В вечерний час склоняясь над водою. Тому я открывал свой тайный сон. Кто был Старик, но не был извращен.

8

Седой, всю жизнь свою он вел беседу С умершими, что, уходя от нас. Умеют отмечать свою победу В страницах,

чей огонь в нем жил светясь; Так ум его лучом стал над туманом. Подобно тем, что он в себя впитал; По городам и по военным станам Скитаяся, не тщетно он блуждал; Он был влеком глубокой жаждой знанья, Среди людей знал все пути скитанья.

9

Но даже благородные сердца Обычай, притупляя, ослепляет: Увидя, что мученьям нет конца, — Тот рок, что человека угнетает. Он вечным счел: чтоб чем-нибудь свой дух Утешить, он ушел в уединенье; Но до него дошел однажды слух. Что в Арголиде претерпел мученье Один, что за свободу смело встал И, правду возвестивши, пострадал.

10

Узнавши, что толпа пришла в волненье, Возликовал Отшельник в тишине; Покинувши свое уединенье, Направился к родной моей стране, Пришел туда, где битва прошумела, — И каждое там сердце было щит, И, точно правды меч, горящий смело, Речь каждого "Лаон, Лаон" гласит; В том имени Надежда ликовала, Хоть власть тирана там торжествовала.

11

К колонне одинокой, на скале, Придя, он был таким красноречивым, Что размягчил застывшие во зле Сердца своим возвышенным порывом. И он вошел, и победил он зло, И стражи путь ему не преграждали; С тех пор, как он сказал, семь лет прошло. Так долго мысли у меня блуждали В безумии; но сила дум, светла, Мне снова власть надеяться дала.

12

"Из юношеских собственных видений, Из знания певцов и мудрецов И из твоих возвышенных стремлений Я выковал узоры мощных слов, Твоих надежд бесстрашное теченье В себе не тщетно жадный ум вмещал: От берега до берега ученье О власти человека я вещал, Мои слова услышаны, и люди О большем, чем когда-то, грезят чуде.

13

Родители, в кругу своих детей, В слезах, мои писания читают, И юноши, сойдясь во тьме ночей, Союз, враждебный деспотам, сплетают; И девушки, которых так любовь Томила, что во влажной мгле их взгляда Жизнь таяла, страдать не будут вновь, Прекраснейшая им нашлась отрада: Во всех сердцах летучие мечты, Как на ветрах осенние листы.

14

Дрожат тираны, слыша разговоры, Что наполняют Город Золотой, Прислужники обмана, точно воры, Не смеют говорить с своей душой; Но чувствуют, одни других встречая. Что правда — вот, что не уйти судьбы; И, на местах судейских заседая, Убийцы побледнели, как рабы; И золото презрели даже скряги, Смех в Капищах, и всюду блеск Отваги.

15

Средь мирных братьев равенство — закон, Везде любовь, и мысль, и кроткий гений. Взамен того, чем мир был затемнен. Под гнетом этих долгих заблуждений; Как властно мчит в себя водоворот Все выброски, что бродят в Океане, Так власть твоя, Лаон, к себе влечет Все, все умы, бродившие в тумане, Все духи повинуются тебе, Сплотилися, готовые к борьбе.

16

Я был твоим орудием послушным, — Так говоря, Отшельник на меня Взглянул, как будто весь он был воздушным, — Ты всем нам дал сияние огня Нежданного, ты путь к освобожденью От старых, от наследственных цепей; Ты нас ведешь к живому возрожденью, Ты светоч на вершине для людей. Ни времени, ни смерти не подвластный; Я счастлив был — пролить твой свет прекрасный.