Возраст Суламифи
Шрифт:
Нелли как ни в чем не бывало взобралась на пригорок и скрылась из глаз.
А Валдис так и остался на берегу. Расставил ноги пошире, глядя прямо на Лину.
– Уйдите, – хрипло попросила Лина.
Он не двигался.
Лина просидела в воде еще с четверть часа, чувствуя, что коченеет, и наконец сдалась, вылезла на бережок. Сгибалась в три погибели, прикрывалась руками и коленями, но берег был глинистый, скользкий, и она не удержалась, взмахнула руками, чтобы не упасть. Валдис наблюдал за ее манипуляциями с глумливой усмешкой. Лине хотелось сказать ему что-нибудь едкое, но она всерьез простыла и повредила
Она решила не одеваться, просто замоталась в полотенце, взяла свои вещи и, аккуратно обогнув Валдиса, попыталась уйти. Он загородил ей дорогу. Лина попробовала с другой стороны его обойти. С тем же успехом. Она налево, и он налево. Она направо, и он направо. В нем чувствовалось упрямство пьяного.
Лина тоже была упряма, она сделала третью попытку. И тут он схватил ее. Быстро, мгновенно всю общупал опытными руками. Лина извивалась, как червяк, но добилась лишь того, что они оба упали, и Валдис навалился на нее.
– Вы с ума сошли… мне тринадцать лет, – проговорила Лина сорванным полушепотом.
– Ничего-ничего, это возраст Суламифи, – пропыхтел Валдис ей в ответ.
Может, если бы она не брыкалась так отчаянно, все бы на этом и кончилось… Может, он хотел только попугать… поиграть с ней… Похоже, Валдис и сам не знал, как далеко собирается зайти. Но Лина бешено отбивалась, и он вошел в раж.
Ей все-таки удалось вырваться, оставив в его руках полотенце, но Валдис снова настиг ее уже на косогоре, повалил, перевернул на спину… Под его тяжестью Лина съехала со скользкого пригорка вниз. Какой-то острый сучок или корешок впился ей в спину и распорол до крови. Валдис заломил ей обе руки за голову, засунул язык в рот и уже пытался раздвинуть коленом бедра, но Лине удалось высвободить одну руку. Она вцепилась ему в волосы и дернула изо всех сил. Он невольно вскинулся, уже замахнулся, чтобы ее ударить, но на этом самом замахе Лина увернулась, вырвалась, сгребла свой сарафан и сандалии и молнией взлетела на пригорок.
Валдис был упорен, он бросился в погоню, но, как раньше Лина, поскользнулся и растянулся во весь рост. А она уже неслась что было сил по лугу, вся в глине и в крови, неслась босиком, не замечая красивых бабочек-махаонов и колющей босые ступни сухой травы. Только добежав до хутора, Лина остановилась, надела сарафан и сандалии. Трусы и полотенце так и остались на берегу, она и не заметила, как обронила. Лифчик в тринадцать лет ей был не нужен.
Натянув сарафан на голое, вымазанное в глине и крови тело, Лина сделала шаг и вдруг согнулась пополам. Ее вырвало. Только перевела дух, и опять вырвало. В желудке уже ничего не осталось, рвало одной желчью, но схватки не отпускали. Лина опасливо оглянулась: нет, вроде Валдиса не видно. Надо же добраться до хутора, вымыться, переодеться…
С трудом разогнувшись, Лина увидела, что к ней со стороны конюшен бежит невестка хозяев хутора Тереза.
Подбежав, Тереза, красивая полька, совсем не говорившая по-русски, обняла девочку и повела ее к хутору. Из ее торопливой речи Лина различала лишь беспрестанно повторяющееся «Матка боска». Тереза привела ее в дом на хозяйскую половину.
Свекровь Терезы Данута по-русски говорила свободно: детство и юность провела в сибирской ссылке. Там она и родителей похоронила, там и мужа встретила,
Лина вообще, прожив две недели в этом доме, где молодые перебрались на половину родителей, чтобы освободить комнаты им с Нелли, поражалась, какие литовцы трудолюбивые. У старого Ионаса были еще два сына, они жили отдельно, но все работали на ферме. Работы много: и молочная ферма, и своя сыроварня, и лошади… Ионас вместе с сыном работал допоздна, но и вернувшись домой, не отдыхал, а начинал что-то ладить, чинить, приколачивать и так до позднего вечера. Да и сама Данута – Лина это точно знала – только что вернулась с дойки. Она всегда угощала Лину парным молоком.
Сейчас, увидев, в каком девочка состоянии, Данута что-то быстро и ворчливо, как показалось Лине, приказала Терезе. Тереза вышла и сразу вернулась с эмалированным ведром воды. Поставила его на плиту.
– Надо тебя вымыть, – сказала Данута, – а баню топить долго.
Тереза снова вышла и на сей раз вернулась с корытом. Потом принесла еще ведро воды – холодной. Вода на плите меж тем согрелась.
– Полезай в корыто, – скомандовала Данута, пока Тереза разводила в бадейке воду, – снимай все. Э, да у тебя кровь идет!
Данута сама стянула с Лины сарафан и, убедившись, что больше на ней ничего нет, кроме крови и грязи, мотнула головой Терезе. Вместе они быстро смыли глину, а вот кровь все сочилась из рваной раны на лопатке.
– К доктору надо, – решила Данута, но Лина воспротивилась.
– Не надо доктора, и так все пройдет.
– Шрам останется, – предупредила Данута.
– Не буду носить декольте, – презрительно фыркнула Лина, вспомнив о матери, обожавшей оголяться до неприличия.
Этого Данута не поняла. Она обработала рану перекисью, перебинтовала и сумела остановить кровь. Вместе с Терезой она помогла Лине вымыть волосы, тоже перепачканные в глине. Вытерли, расчесали, заплели в косу. Косичка, правда, получилась маленькая, жиденькая… У Лины плохо отрастали волосы, она дала себе слово по возвращении в Москву подстричься, но для фильма требовалась коса. На съемках ей даже вплетали фальшивую.
Тереза скрылась в глубине дома и вышла с домотканым платьем. Платье было кремового цвета, все затканное шитьем, очень красивое. Лину обсушили полотенцами и обрядили в платье. Мягкая ткань ласкала кожу. Только теперь Лина начала понемногу успокаиваться и приходить в себя. Данута напоила ее горячим молоком и велела съесть хлеба с маслом. Лина боялась, что ее опять стошнит, но тут уж Данута настояла на своем. Пришлось осторожно откусить от щедрого ломтя темного, ноздреватого, пахучего, изумительно вкусного деревенского хлеба. Лина не заметила, как съела весь ломоть.
– Еще? – спросила Данута.
Девочка покачала головой.
– А теперь скажи мне, кто это с тобой сделал.
Но Лина не могла сказать. Не могла еще раз пережить весь этот ужас и позор.
– Никто, – ответила она. – Я упала. Поскользнулась на берегу и упала. За сучок зацепилась.
Тереза что-то быстро проговорила по-литовски.
– От сучка убегала? – насмешливо спросила Данута. Она взяла Лину за обе руки, приподняла их над столом. На запястьях остались синяки и ссадины. – И за руки тебя сучок хватал? – Она поднесла Лине зеркало. – И все лицо разукрасил?