Возраст Суламифи
Шрифт:
И вот они переехали, не стало Баб-яги, появилась добрая бабушка Лида. Но Мите было по-прежнему страшно. Мама стала меняться. У нее появился большой выпирающий живот, и там что-то шевелилось, стучало изнутри, она давала ему послушать. Мама говорила, что это маленький братик. Митя не понимал.
– Ты такой же был! Маленький-маленький! А теперь смотри, какой ты большой!
И вот мама пропала куда-то вместе с Галюсей. Митя видел, что лица у всех озабоченные и немного испуганные, тревожные. Мама ему велела не шалить, но ему и не хотелось
– Де мама? – спросил Митя, и ему сказали, что она вернется с маленьким братиком.
Мите не хотелось ни есть, ни гулять, ни спать ложиться, он капризничал и требовал маму. Потом позвонили по «тифону». Он в свои два – ну, почти два года уже знал, что такое «тифон», у него даже был свой игрушечный «тифон»: по-настоящему ему не разрешали нажимать на кнопочки. Позвонили по «тифону», и Галюся с бабушкой Лидой сразу стали веселые, сказали, что все хорошо и что теперь у него есть маленький братик.
– Де мама? – упрямо повторил Митя и даже ножкой топнул, чтобы ему не морочили голову никакими братиками.
И опять потянулась канитель: мама скоро придет, надо еще немножко подождать. Его спать уложили, он утром проснулся, а мамы все не было. И еще целый день прошел, и еще, а она все не приходила. Галюся взяла его с собой, они поехали на машине – позвонили по «тифону» и вызвали такси. А когда приехали, Галюся велела шоферу ждать и повела Митю куда-то за дом. Там, с другой стороны дома были окна нараспашку, хотя стояла зима. Люди кричали, и в окна кто-то высовывался. Галюся тоже закричала:
– Лина! Ли-на!
И Митя крикнул:
– Ма-ма!
Она высунулась. В каком-то чужом халате, он ее сразу и не узнал. Но потом узнал. Это была она, его мама. Больше он ничего не мог сказать, отчаянно замахал руками. Галюся подхватила его и подняла высоко. И мама его узнала. Помахала ему. А потом Галюся увезла его домой.
Когда мама вернулась, Митя не мог от нее отлипнуть. А она показала ему кулечек из одеяла, а в кулечке маленького-маленького человечка.
– Это твой братик.
Мите не понравился братик. Какой-то он был ненастоящий и неприятный на вид. Но зато мама вернулась домой насовсем. И большой живот исчез. Вернулась такая же, как раньше была.
Правда, она все время возилась с маленьким братиком, а Мите говорила: «Ты такой же был».
Неужели он был такой? Не умел ни ходить, ни есть сам? Есть сам он, положим, до сих пор не очень умел, но все-таки научился брать хлеб пальцами и совать в рот. Ложкой в основном колотил по тарелке с кашей. Ему было весело, а взрослые сердились, но не очень сильно.
Как бы то ни было, этот маленький даже ложку держать не умел. И говорить не умел, и стоять на ногах. Его возили гулять в коляске. Митя в свои почти два года рядом с ним чувствовал себя великаном. Ему говорили, что это его коляска, его кроватка, его погремушка, но он не верил. Он же уже большой!
– Мам, я басёй?
– Ты уже большой, солнышко мое. Погоди, Витя тоже скоро вырастет.
Лина назвала сына Виктором в память о прабабушке
Снова позвонила Нелли с обычной песней: она не может одна, ей одиноко, ей нужны деньги, ей нужна помощь.
– Денег у меня нет, – холодно ответила Лина. – Надрываюсь на двух работах, у меня, между прочим, двое детей. Кстати, алименты за Митю до сих пор получаешь ты. Ладно, я не против, мы и без тебя справимся. А если тебе трудно одной, я же говорила: найми домработницу.
– Тебе легко говорить! А чем я ей платить буду?
– Есть вариант, – предложила Лина, немного подумав. – Поезжай в общежитие ВГИКа, возьми студентку из какого-нибудь Усть-Зажопинска за стол и квартиру. Чтоб готовила, стирала, убирала… Посели ее в моей комнате. Любая с радостью пойдет, чем в общежитии мыкаться. Только умерь свой характер, Нелечка, а то она сбежит.
Глава 13
Проявился сын Лидии Григорьевны. Пришел, встащился на пятый этаж, да не один, с обещанным частным психиатром. У него остались ключи от квартиры матери, хотел войти без приглашения. Но Лидия Григорьевна давно уже по совету Лины сменила замки. Пока коллекция была у нее, квартира стояла на охране, но когда почти все вывезли, она от охраны отказалась. И теперь в панике позвонила Лине: сын трезвонит в дверь, грозится высадить.
Лина вышла из своей квартиры.
– Что вы тут шумите? Сейчас милицию позову.
– Я не могу войти к себе в квартиру! Эта сумасшедшая старуха заперлась и не пускает.
– Это вы о матери так? – Лина взглянула на его спутника, еще не старого, но полноватого, одышливого господина. – Простите, а вы кто?
– Я врач, – пропыхтел он обиженно.
– Психиатр? – уточнила Лина.
Он с важностью кивнул.
– У вас оплата почасовая? Мой вам совет: уходите скорее, а то вы тут даром время теряете. Лидия Григорьевна Асташова завещала свою квартиру мне.
– Вот видите! – взорвался сын, повернувшись к психиатру. – Ну разве не бред – завещать какой-то девке, а родному сыну…
– Шиш с маслом, – закончила за него Лина. – Дело в том, – продолжала она, обращаясь исключительно к психиатру, – что у Лидии Григорьевны коллекция музейного значения завещана Пушкинскому музею. Точнее, музею личных коллекций, но это один черт. Понимаете? Нельзя признать ее невменяемой по одной половине завещания и вменяемой по другой. Государство от своей доли ни за что не откажется. Они уже приходили, все оценили и описали. – Лина не стала добавлять, что коллекция уже вывезена. – Так что вам ничего не светит. А у вашего клиента своя квартира есть. Оставьте несчастную старуху в покое.