Возраст Суламифи
Шрифт:
Разъяренная Нелли, вернувшись со съемок, позвонила ей по сотовому.
– Как ты могла меня бросить? Я вернулась в пустой дом!
– Неля, не начинай, – холодно ответила Лина. – Тебе не пять лет, тебе уже скоро полтинник стукнет.
– Я не могу жить одна! Как ты могла забрать Галюсю?
– Крепостное право, помнится, отменили сто пятьдесят лет назад. Галюся не вещь, чтоб ее забирать, сама уехала. Кстати, я тебя предупредила, что Галюся поедет со мной.
– Я была в таком состоянии…
– Это сути дела не меняет, – перебила ее Лина. – Мы уехали,
– Но я не могу оставаться одна! Кто-то должен мне помогать!
– Заведи домработницу. Объявлений полно. Ты же умеешь пользоваться Интернетом.
– Полька, вернись!
– Ни за что, – отрезала Лина. – Я уже на пятом месяце и буду рожать. Так что ты скоро станешь бабушкой. Ты хочешь стать бабушкой, Нелечка?
– Ты можешь отдать ребенка на усыновление.
Если и скребли у Лины кошки на душе, что она слишком круто обошлась с матерью, от этих слов все они разбежались.
– Прощай, Неля. Послушай моего совета: пора взрослеть.
И Лина отключила связь.
Она доработала до самых родов, но предупредила и Карину Агаджанову, и издательство, что на некоторое время выбывает из игры. На счету в сберкассе скопилась приличная сумма, ее милые жильцы дожили-таки до января, а съезжая, сделали ей в подарок полный ремонт: побелили потолки и стены, постелили, по Лининой просьбе, ламинат вместо ковролина, сменили всю сантехнику. Она купила стиральную машину. Зато почти не пришлось покупать детскую мебель: Митина была в исправности. Конечно, ему самому уже требовалась кроватка побольше, ее и купили вместе со специальными детскими шкафчиками. А коляска, колыбелька и манежик плюс игрушки, весы и прочее перешли по наследству.
Лина купила диван-кровать для себя, полки, платяной шкаф, письменный и кухонный стол со стульями. Пригласила мастеров, и они в один день расписали ей дальнюю комнату, отданную детям, веселыми рисунками.
Лидия Григорьевна, наблюдая за ее приготовлениями, предложила:
– Вам там будет тесно, пусть Галя живет у меня.
Лина молча обняла добрую женщину. Это великодушное предложение решило все ее проблемы. Но она все-таки купила толстый надувной матрац: первое время придется спать с детьми. А раскладной диван подождет.
– Я давно хотела спросить, Линочка, – осторожно начала Лидия Григорьевна, – почему у тебя так мало друзей?
– Как это мало? Вы – мой друг.
– Я не в счет.
– Очень даже в счет! – Но Лина задумалась. – Когда я в школе училась… были подружки, но… Я же в кино снималась. То ли завидовали, то ли… не знаю. Ну и мать… Я даже в гости никого позвать не могла. Потом за прабабушкой ухаживала. Поступила в институт… Нет, меня звали на разные тусовки, но мне было не до того. Работаю я дома. И слава богу, я бы не могла отсиживать в конторе от сих до сих. Вот теперь начну заводить друзей, – усмехнулась она. – Когда дети подрастут.
Когда пришла пора, Галюся проводила Лину в роддом, а малолетнего хулигана оставили на попечение Лидии Григорьевны. На прощанье Лина, закусывая
– Я потом сама позвоню, Галюсечка, ты не волнуйся, у меня все будет хорошо, поезжай.
Но маленький разбойник не причинил Лидии Григорьевне никаких беспокойств. Он сам был напуган до смерти. Митя, конечно, не помнил своих приключений в пятимесячном возрасте, но какая-то не выразимая словами тревога поселилась в нем надолго. Со словами у него вообще было пока туговато, их было слишком мало, они свободно бродили у него в голове, не зацепляясь друг за друга. А мир был так огромен!
Сперва Митя жил в пугающе огромном доме. Когда Галюся выводила его гулять, он все норовил запрокинуть голову и увидеть этот дом целиком, хотя и было страшно, и голова кружилась. А главное, все равно ничего не получалось, сколько ни запрокидывай голову. Тогда он в виде эксперимента лег на землю. Увидел больше, но не все. Испугался так, что разревелся и никак не мог успокоиться. Галюся даже ругать его не стала за испачканный комбинезон. Увела внутрь, а там уж он бросился к маме.
Единственной мамой для Мити была Лина. Мама добрая, веселая, играет с ним, с ней не страшно. Галюся тоже добрая. Но в доме время от времени появлялась страшная тетька, пугавшая Митю. У нее были противно шуршащие одежки, и сама она… Однажды Митя увидел ее с совершенно зеленым лицом, вымазанным какой-то гадостью. Он испугался, спрятался и не желал вылезать. А в другой раз лицо у тетьки стало белое-белое, как будто тестом залепленное, одни глаза торчат. Мама рассказала ему сказку про Бабу-ягу, и он мысленно, а иногда и вслух, стал звать так страшную тетьку. У него выходил в одно слово: Баб-яга.
Ему казалось, что Баб-яга живет где-то в башнях страшного дома и лишь иногда прилетает к ним в квартиру.
Увидев перепачканный комбинезон и шапочку, Лина спросила Галюсю:
– Он что, упал?
– Да нет, сам лег!
– Митенька, ты зачем ложился на улице?
– Там Баб-яга… – только и сумел сказать Митя.
– Ты видел Бабу-ягу?
Мальчик замотал головой. Он не видел, он только хотел увидеть, где Баб-яга живет, но как объяснить?
– Он дома боится, – с неожиданной проницательностью заметила Галюся.
– Дома? – не поняла Лина. – Чего ему тут бояться?
– Нет, не нашей квартиры, – смущенно пояснила Галюся, – он дома боится. Дом большой, вот ему и страшно. Все время голову задирает. Я тоже боюсь, – призналась она. – И не хочу смотреть, а тянет. Того и гляди вся эта махина на тебя рухнет.
Лине эти объяснения показались вздором, но отмахиваться она не стала. Прижала к себе мальчика, успокоила, вытерла ему слезы…
– Ничего, мы скоро переедем, вы еще вспомните этот дом, как начнем по лестницам бегать.