Возродившийся
Шрифт:
Именно потому тех же переводчиков для групп советских граждан, по какой-то надобности выезжающих в капстраны, набираются из мажоров — детей дипломатов и высокопоставленных партийных чинов, потому как их побег будет означать репрессии против родителей, что потеряют сразу все. Так что тут работал не только и не столько блат, сколько желание обеспечить хоть какую-то гарантию верности.
Но времена меняются, так называемая Оттепель задела не только искусство, но и прочие сферы жизни и даже разведка попала под влияние. Так что сейчас жесткие методы стали не в чести,
— Проклятье…
— Потому нам нужно провести проверку всех наших людей Михаил Степанович. Сколько из них уже работает на ЦРУ или ФБР, МИ-6 и прочие разведки противника? Сколько готовы предать за тридцать серебряников? Собственно выявление уже имеющихся предателей укрепит ваше положение и даст перспективу дальнейшего роста…
На это Цымбал лишь чуть поморщился.
— Плюсы я и сам понимаю… Надо придумать как продать идею полиграфа Семичастному, чтобы он, а точнее, — Цымбал снова показал глазами на потолок, — дал добро на эту задумку. Выявления предателей в КГБ будет маловато… сам знаешь… Некоторые только порадуются тому, как мы в очередной раз сядем в лужу.
Барышников понятливо кивнул. КГБ боялись, а источник своего страха всегда хотят уничтожить. Совсем уж ликвидировать КГБ не станут, не дураки, понимают, что такая служба государству необходима, но постараются придавить как можно сильнее. Отсюда все эти реформы с постоянными реорганизациями Управлений и отделов. Если в ПГУ еще относительно стабильно, то у остальных творится настоящий кавардак.
— С помощью полиграфа можно выявить засланных казачков от политических противников, а также тех, кто действительно верен. Старых… товарищей конечно проверять никто не станет, но вот из… кандидатов в команду вполне можно набрать преданных… что останутся лояльны своему патрону до конца, зная, что их на верность будут поверять на регулярной основе.
— Хм-м… — призадумался Цымбал. — Это уже интересно…
— Ну а если сам вдруг станет против, то можно дать ему понять, что это отличный инструмент для выявления тех, кто из доброжелателей хотят воспользоваться им как тараном, чтобы свалить своих соперников в науке или искусстве.
— Нет… тут точно мимо, — с сожалением покачал головой Цымбал, немного подумав. — Вой и вонь до небес поднимется. Эти молчать точно не станут… и так от дерьма всяких диссидентов отмыться не можем.
Помолчали.
— Так что Михаил Степанович, мне подготовить группу, чтобы не терять время? Если будет однозначный запрет, то всегда можно все отменить. А так, если потребуют каких-то итогов для принятия окончательного решения, то можем показать первые результаты. Приборы ведь еще нужно создать и наработать опыт использования.
Тут нахмурившийся Цымбал замолчал и надолго, только карандашом по столу постукивал, словно морзянку отбивал.
— Не торопись… — наконец произнес глава ПГУ. — Сам знаешь, поспешишь — людей насмешишь. Там очень не любят, когда такие дела делают без их прямого приказа… головы
— Так точно.
Барышников решением «молодого» начальника оказался не слишком доволен, но в принципе понимал его резоны. Тут действительно как на минном поле, один неверный шаг и конец карьере.
Рабочее место Дмитрию определили в одном из кабинетов «американского отдела» и его мягко говоря поразил режим работы в Конторе.
Рабочий день в КГБ начинается в 9 часов утра. Опоздания, как ему сразу пояснили, не приняты, хотя никто специально не отмечает, в какое время пришел сотрудник.
Первым делом брались за чтение газет во время этого процесса сотрудники то и дело травили анекдоты, причем весьма провакационные.
Очень любил это дело сосед Носова в звании капитана водивший знакомство с сотрудниками, что занимались диссидентами.
— Хотите новый анекдот?!
— Давай!
— Вопрос: Является ли коммунизм наукой? Ответ: Нет. Если бы он был наукой, его бы сначала попробовали на собаках.
— Ха-ха-ха!
От первого такого анекдота у Дмитрия глаза на лоб полезли, что конечно же заметили коллеги и засмеялись еще сильнее.
— Думаешь провокация? — с ухмылкой произнес один из старичков в звании майора.
Носов промолчал держа нейтральное выражение лица.
— Не дергайся… в конце концов мы должны знать врага в лицо, чем дышат, куда бьют. Может ты знаешь чего-нибудь?
— Нет…
— Ну, тогда слушай еще один… За отличную работу в поле товарищ Иванова награждается мешком зерна! Звучат бурные аплодисменты. За отличную работу на ферме товарищ Петрова награждается мешком картошки! Снова хлопают в ладоши. За отличную общественную работу товарищ Сидорова награждается полным собранием сочинений Ленина! Опять аплодисменты, и чей-то голос: «Так ей, сволочи, и надо!»
— Ха-ха-ха!!!
После анекдотов обсуждали прочитанные или просто слышанные где-то новости.
— О, китайцы сбили U-2!
«А за день до этого гробанулся наш Ту-104 под Хабаровском», — вздохнул Носов.
Далее следовал перекур, где снова травили анекдоты и делились слухами.
Все это вызывало у Дмитрия, научно выражая когнитивный диссонанс. Все оказалось совсем не так как он ожидал от службы в КГБ, где все по его мнению должны были держать рот на замке и следить друг за другом.
«А оказался словно в офисе мелкой фирмочки, кофемашины только не хватает и кулера с водой, — подумал он. — Потому как в крупной точно уже все заложили бы всех за проявление нелояльности».
Наконец где-то к десяти начитается работа. Открываются сейфы, вынимаются дела и раскладываются по столу. Тут опять новый анекдот, значит, работа в сторону. Только начнешь что-нибудь писать, зайдет кто-нибудь из другого направления или отдела, так просто поболтать. Опять стоп.
Часы показывают одиннадцать.