Возрождение любви
Шрифт:
Он опустил глаза и она могла заметить, как движется его адамово яблоко – раз, другой.
– Похоже, что мои визиты к вам компрометируют вас, – выдавил он наконец из себя. – Я все равно собирался в скором времени просить вас, когда почувствую, что время пришло. Но я тут повстречал Лулу, и кое-что, что она мне сказала, заставило меня понять…
Опять эта Лулу Либерман! Пейдж представила себе, как она идет к меблированным комнатам и врезает кулаком прямо по зубам Лулу.
– Послушайте, Роб.
Она пыталась сообразить, как бы ему объяснить и в конце концов решила
– Я не могу выйти за вас замуж.
Если бы она думала, что его предложение продиктовано чем-либо иным, а не любовью, то убедилась бы, глядя на потерянное выражение его лица, на нежность в его глазах. Она ненавидела себя за то, что причиняет ему боль, но у нее не было другого выхода – она должна поставить все на свои места, здесь и сейчас.
– Это замечательно, что вы делаете мне предложение, и я в ужасе, что могу потерять в вашем лице лучшего моего друга, но правда такова… – У нее перехватило дыхание. Пейдж сделала судорожный глоток и продолжала: – Правда заключается в том, что я связана с другим человеком.
«Связана». Да будь все проклято, никто еще не произнес такого слова, в этом она была уверена! Но так уж у нее вырвалось.
– Вы обручены? – От потрясения это слово прозвучало, как кашель. – Вы уже обручены с кем-то?
Все с каждой минутой становилось все хуже. Она затрясла головой.
– Нет, не обручена. Не помолвлена, – поправилась она.
Как объяснить этому простому, удивительному человеку сложные отношения, возникшие между ней и Майлсом?
– Но я люблю его, – произнесла она твердо. И даже при этих обстоятельствах сердце ее воспарилось, когда она добавила: – И он любит меня.
Лицо Роба побледнело, хотя до сих пор было пунцовым, веснушки на нем проступили, как капли краски.
– Кто? – С трудом выговорил он. – Кто он. – Его хорошие манеры взяли верх, и он торопливо добавил: – Простите меня, Пейдж, я был груб. – Его переживания вновь пересилили, и он взорвался: – Но вы должны сказать мне, кто он, будь он проклят!
– Вы имеете право знать, Роб. Это… это Майлс, Майлс Болдуин. Но об этом пока никто не знает.
– Главный врач Болдуин?
Роб был потрясен. Он не был бы больше потрясен или не поверил бы ей, если бы она сказала, что у нее любовь с Повелителем Грома. Пейдж ощутила, что в ней поднимается раздражение против него. Во имя Господа Бога, почему ему кажется таким невероятным, что она и Майлс влюблены друг в друга?
– Я думал… Я хочу сказать… вы оба… вы цапались, как кошка с собакой. Кроме того, все знают, что главный врач Болдуин держится сам по себе, он не из тех, кто ухаживает за дамами. Я имею в виду, что многие женщины здесь пытались, но… – Роб вдруг понял, что он говорит, и замолчал.
Для Пейдж было облегчением услышать, что Майлс не крутит любовь с половиной города, но она не могла придумать, что ей сказать Робу.
Наступило долгое тягостное молчание. В конце концов Роб снова встал, и Пейдж тоже поднялась, ощущая свое бессилие исправить положение.
– Роб, неужели мы не можем остаться друзьями? Я рада, что вы заезжаете ко мне, я жду ваших визитов. Мне будет очень
В том, как он накинул свое тяжелое пальто и натянул ондатровую шапку на уши, было трогательное достоинство. Он ответил на ее вопрошающий взгляд грустной, кривой улыбкой, от которой у нее защемило сердце.
– Да, мы останемся друзьями, Пейдж, не бойтесь. Просто мне нужно некоторое время, чтобы привыкнуть к этой мысли.
Он отсалютовал ей одетой в перчатку рукой и вышел через заднюю дверь, аккуратно закрыв ее за собой.
После его ухода Пейдж дрожащими руками налила себе кружку кофе и упала в кресло, не зная, чего она хочет – смеяться или плакать. На протяжении двадцати четырех часов она заявила о своей любви к одному мужчине и ей сделал предложение другой.
Ничего подобного с ней никогда не случалось в той, как она теперь ее называла, «другой жизни».
Она однажды слышала, как кто-то тогда, в девятьсот девяностых годах, сказал, что жизнь, должно быть, была гораздо проще, прежде чем на мир обрушился шквал новых технологий.
Они не учитывали одного обстоятельства, что люди и тогда были людьми, и чувства были такими же вне зависимости от календаря.
Ее врачебная практика начала процветать.
Пейдж это казалось чудом, что женщины, нуждающиеся в медицинском уходе и совете, начали появляться у ее дверей.
Похоже было, что Элен Джиллеспи и Клара Флетчер распустили среди женщин Баттлфорда слух о том, что есть женщина-врач, которая спасла им жизнь, но главную рекламу Пейдж, ее репутации и бизнесу в действительности делала Абигайл Доналд.
Абигайл не скупясь расхваливала опытность Пейдж как врача по женским болезням и хирурга, а пользуясь своим положением повитухи, стала посылать женщин с гинекологическими проблемами к Пейдж, которая установила часы и дни приема: понедельник, среда и пятница, с десяти до четырех.
В назначенные дни женщины выстраивались в очередь в комнате ожидания у Пейдж. Неотложные операции Пейдж назначала на те дни, когда Абигайл могла прийти и помогать ей. Все сложные операции осуществлялись в госпитале форта, где Майлс мыл руки рядом с ней.
Определив часы приема на три дня в неделю, Пейдж создала для себя вполне удобную ситуацию – у нее оставалось свободное время для покупок и домашних дел.
Абигайл приходила помогать Пейдж всегда, когда та в ней нуждалась, и между ними царило полное согласие.
С большинством случаев, с которыми приходилось сталкиваться Пейдж, было бы довольно просто справиться в двадцатом веке: у многих пациенток было слишком много беременностей и слишком частых.
Решением этих проблем мог бы стать контроль за рождаемостью, но в те времена он не существовал. Как и в случае с Элен Джиллеспи, Пейдж обнаружила, что большинство женщин имеют самое смутное представление о своей анатомии. Ее работа частично была образовательной, но и разочаровывающей – многие женщины и слышать не хотели о предотвращении беременности, считая, что это, как они полагали, вмешательство в «функции природы» является грехом.