Возрождение любви
Шрифт:
Черт побери, она уже начинает привыкать к тому, что должна полагаться на собственные глаза и уши и ставить диагнозы, как если бы настоящие анализы были доступны.
– Что мы собираемся проделать, так это вот что: когда у тебя происходит овуляция, то первым делом, когда ты просыпаешься утром и еще не оторвала голову от подушки, измерь температуру.
Пейдж нарисовала и повесила на стену своего кабинета схему женских половых органов и сейчас она воспользовалась этой схемой, чтобы объяснить, почему она просит Тананкоа
– Когда температура поднимается, это означает, что в твоем теле происходит овуляция, это значит, что ты готова забеременеть. Так что когда это случается, ты должна мобилизовать Денниса, чтобы он немедленно начал заниматься с тобой любовью и как можно чаще в течение всего периода овуляции.
У Тананкоа расширились глаза, и в первый раз за утро она прижала руку ко рту и захихикала.
Пейдж тоже рассмеялась.
– Я понимаю, что это звучит смешно, но есть шанс, что это даст результат. Попробуешь?
Уныние, проглядывавшее в глазах Тананкоа все утро, вернулось, и она кивнула.
– Я сказала, что попробую твое лечение, Пейдж, и я это сделаю, хотя сомневаюсь, что это принесет успех. – Тень улыбки промелькнула в ее глазах. – Некоторые лекарства у Хромой Совы гораздо противнее, чем это.
Она уехала, вооруженная термометром, а Пейдж подумала, как будет реагировать Деннис, когда Тананкоа будет требовать от него ласки в непривычные часы дня и ночи.
Она представила себя и Майлса в такой ситуации, и на лице у нее появилась грустная улыбка. Если Деннис хоть немного похож на Майлса, то проблем у него не должно быть.
Настал июнь, пришло лето. Буквально за одну ночь прерия покрылась лютиками и одуванчиками, а горожане начали усердно трудиться на своих огородах.
Однажды утром Пейдж вышла дать корм Минни и обнаружила у себя на заднем дворе Армана Леклерка с лопатой в руках, сажавшего семена.
– Арман, как ты? – Удивленная и обрадованная, Пейдж подошла, чтобы пожать грязноватую руку старика. – Это очень мило с твоей стороны, но я должна предупредить тебя, что я ничего не понимаю в сельском хозяйстве.
Его кустистые белые брови приподнялись над озорными черными глазами.
– Арман будет ухаживать за вашим огородом, мадам.
– А мне казалось, ты однажды сказал мне, что, когда наступит весна, ты вернешься на свою ферму.
Он покачал головой.
– У меня нет фермы. Правительство забрало эту землю, мадам доктор.
– Но как они могли это сделать, Арман?
Он пожал плечами, на его лице пролегли жесткие морщины.
– Мы, метисы, получили землю от наших отцов, но у нас нет бумаг, подтверждающих, что земля принадлежит нам.
Пейдж была возмущена.
– Но это ужасно! И вы ничего не можете поделать?
Он ничего не ответил, взял лопату и снова
– Здесь мы посадим картошку, да? А здесь морковь, вон там шпинат.
Арман приходил каждый день. Когда овощи были посажены, он принес луковицы цветов и черенки, и вскоре на грядках перед маленьким беленьким домиком росли розовый алфей, мак, маргаритки и подсолнечник.
Пейдж пыталась заплатить старику за работу, но он отказался.
– Вы пришли издалека, мадам доктор. Я думаю, что вы принесли с собой магию.
Озадаченная, Пейдж спросила у Майлса, что имел в виду старик.
– Метисы, дорогая, люди в высшей степени суеверные и очень религиозные. Арман был в форте в тот день, когда ты приехала, он слышал твой рассказ и поверил в него. Он думает, что это было чудо. – Майлс поцеловал ее. – Иногда я тоже так думаю, – добавил он, и это было только наполовину шуткой.
На третьей неделе июня Майлс должен был поехать на дальний пост посмотреть офицера, получившего пулевое ранение в ногу, и он предложил Пейдж поехать вместе с ним. Поездка должна была занять всего один день, а дорога проходила неподалеку от фермы Клары и Тео. Пейдж могла побыть у них, пока Майлс не вернется.
Клара обрадовалась неожиданным гостям, но Пейдж потребовалось все ее самообладание, чтобы скрыть потрясение, которое она испытала, увидев Элли.
Девочка выглядела еще хуже, чем несколько недель назад, когда Пейдж последний раз видела ее. Ей исполнилось уже девять месяцев, ее большие голубые глаза казались слишком большими на маленьком исстрадавшемся личике. Она по-прежнему не могла сидеть прямо и не ползала. Однако она начала говорить, что убеждало Пейдж, что проблемы у девочки скорее физические, чем умственные.
Было больно слушать этот тоненький голосок, обращавшийся к маме, к папе, к собаке. Как всегда, Элли вела себя очень мило, играла с Пейдж в ладушки и в прятки, улыбаясь своей ангельской улыбкой, но она быстро уставала и значительную часть времени спала.
– У нее теперь судороги примерно каждый третий день, – сказала Клара, в глазах и в голосе которой звучала ужасная усталость. – Обычно эти судороги не очень тяжелые. Я все еще надеюсь, что она избавится от них, как полагает доктор Болдуин.
Пейдж уловила в голосе Клары мольбу, надежду услышать подтверждение, но Пейдж не могла заставить себя говорить Кларе заведомую ложь, что со временем Элли будет лучше.
Элли ни от чего не избавится. Пейдж было ясно, что ребенок умирает.
Возвращение домой в тот вечер должно было бы стать беззаботным. Вместо этого Пейдж не могла избавиться от тяжелого впечатления, которое все усиливалось с того момента, когда она утром увидела Элли. Она рассказывала об этом Майлсу, пока их лошади выбирали дорогу по прерии.