Возвращение домой
Шрифт:
– Ну ладно, мам! – Джейк поймал её руку, прижал к губам. Мама! Его мама! Холодные пальцы дрожали мелкой нервной дрожью. Она сдала, совсем сдала. Ведь раньше слова выше, чем на полтона не услышишь, а тут… Слёзы в три ручья. Она больше не скрывала того, что творилось на душе. Вот она вся! Слабая, беспомощная женщина, полная отчаяния… Такой Джейк видел её всего один, – нет! – два раза: когда подал заявление в Академию, и… когда выиграл конкурс, поступил…
– Как ты мог?
– Я выберусь отсюда, мам, – Джейк улыбнулся, стараясь держаться как можно увереннее. – Обязательно выберусь…
– Нет! – она его перебила, вскинула голову, глядя огромными наполненными слезами глазами. – Что они с тобой сделали, родненький? – аккуратно, как к чему-то хрупкому, прикоснулась к щеке Джейка подушечками пальцев. – Зарос, похудел, а постригли-то как! Ужас! Всесильный свет!
– Мам! – Джейк чуть отстранился. – Я сам виноват, и выбираться буду сам. Я справлюсь, мам!
– Ты что?!! – Глория схватила его за воротник комбинезона, заставила наклонить голову. – Я тебя никуда не отпущу! Никуда! – обняла, касаясь губами подбородка, нижней челюсти, шеи: выше дотянуться она не могла. – Война со дня на день… А ты здесь… Джейк, сыночек мой!
– Мама! – Джейк отстранился, уклонился, выпрямился. Он никак не мог отделаться от ощущения, будто рядом присутствует ещё кто-то. Словно смотрит на них кто. И тут в памяти всплыли насмешливые слова, брошенные Барклифом: «Маменькин сыночек!» Почувствовав эту отчуждённость, Глория вспыхнула, схватила его за рукав, потянула к себе.
– Злишься на меня! Злишься, да?! Но я ничего не могу сделать! Меня не слушают!.. Я уже пыталась вытащить тебя, но никто, кроме лейтенанта Барклифа, меня не слушает. Он добился разрешения на эту встречу…
– О чём ты, мам? Я же сказал: сам справлюсь! – Джейк чуть повысил голос. «И Барклиф тут замешан! Куда уж без него?!! „Спасибо“ всё равно не дождётся…» – подумал вдруг Джейк мстительно.
– Справлюсь-справлюсь! – Глория улыбнулась, вытирая ладонью слёзы. – Мальчик ты мой… Я не хочу, чтобы тебя убили!!! – выкрикнула она неожиданно громко и гневно сверкнула глазами. – Я потому и согласилась на Гвардию, что там вероятность погибнуть меньше. Только не армия! Только не война! Как мне теперь быть? Как быть? Неужели ты сам не понимаешь, как это опасно всё?! Если с тобой что-нибудь случится, я умру, слышишь?!
– Мама! – прошептал Джейк с виноватой и усталой улыбкой. – Не говори так. Не надо… Мне от этих слов не легче… Ты только отцу ничего пока не сообщай, не говори ничего, ладно, мам?
– От него ни весточки вот уже месяц, – Глория вздохнула. – Счастливый!.. А я чуть с ума не сошла, как узнала, что ты здесь, Джейк… – она снова расплакалась, прижалась к нему всем телом, словно не могла до сих пор поверить, что он здесь, рядом с ней. – Береги себя! Береги! Хотя бы для меня…
– Мама, меня ещё никуда не отправляют! И не нужно так убиваться… А война? Её не будет! Его Величество войны не допустит, да и сионийцы не решатся…
– Нас последних из лаборатории завтра отправляют. Остальные, кто мог, уже уехали. Война – решённый факт! Всех теперь одно интересует – когда?!
– Да
– Нет! Я отсюда без тебя не уеду… – Глория всхлипывала, вздрагивая плечами, прижимаясь щекой к груди сына. – Я не оставлю тебя одного… Пойду по всем, кого знаю… До бургомистра дойду… Ведь ты же гвардеец, тебе нельзя здесь, в части… Это незаконно, а они всё тянут, не хотят связываться с Ниобатой… Я буду жаловаться на этот беспредел… Они права человека нарушают!..
– Мам, ты, когда приедешь на Ниобу, свяжись с Дарлингом, – отъезд матери был для Джейка уже решённым вопросом. – Он подписывал мой увольнительный лист. Он в курсе всего. Объясни ему ситуацию, расскажи, что я застрял тут не по своей прихоти… Я не хочу, чтоб меня считали дезертиром… Только обязательно! Меня уже, наверное, потеряли…
– Вот сам ему всё и расскажешь! Сам, понятно?! Я без тебя не поеду – и не думай!! – Глория встряхнула Джейка, вцепившись пальцами в ворот комбинезона с поразительной для её тела силой. Джейк чуть язык не прикусил. А она подняла на него глаза, чуть привстала на цыпочках, пытаясь достать губами до щеки и шепча при этом обессиленным, наполненным нескрываемым страданием голосом: – Родненький мой… Сыночек родненький… Деточка…
Свет из коридора, через дверной проём падающий, отразился в её глазах, тёмных и огромных здесь, в полумраке камеры. Блики света заиграли в черных, чуть продолговатых по вертикали зрачках, и Джейк с ужасом отпрянул, втянул в себя воздух сквозь зубы со стоном: «Правда!!! Это всётаки правда?!!.. Почему никогда раньше?!! Зачем именно сейчас?!! О, Боже!..»
– Джейк, что с тобой? – Глория уловила эту резкую перемену в поведении сына, ощутила всю волну смятения и боли, захлестнувшую его мысли. – Что случилось?
Её ладони коснулись его лица, осторожно обхватили с обеих сторон, заставили повернуть голову, смотреть прямо в эти удивительные нечеловеческие глаза. «Как я раньше не замечал этого?!» – думал Джейк с немым стоном.
– Я тоже гриффит, да? – наконец спросил он, выдержав её прямой вопрошающий взгляд. Глория поняла всё сразу, в чём-то догадалась, что-то уловила в его мыслях. Она всю жизнь ждала этого, жила в ожидании этого вопроса. И вот… Руки её бессильно упали вниз, она отвернулась со вздохом, закрыла глаза, сморгнув с ресниц слёзы. Джейк ждал, молчал и ждал ответа.
– Я никогда не говорила тебе об этом…
– Мам, просто «да» или «нет»! – голос Джейка стал жёстким, совсем взрослым. Это был уже совсем другой Джейк, Джейк, незнакомый матери.
– И «да», и «нет» – ответила она, глядя на сына странным взглядом немигающих глаз. – Ты не гриффит, но и не человек… Джейк… Это всё моя вина… А ты – результат одного из моих опытов… Я никогда тебе не говорила, никогда.
Ты не знаешь многого о гриффитах, хоть и имеешь некоторые их черты и способности. Но на Ниобе это не так заметно, окружающие не замечают в тебе этой разницы. И ты – тоже… Зачем тогда тебе было знать об этом?