Возвращение домой
Шрифт:
Моретти уже рассказывал о чём-то другом, объяснял на пальцах правила какой-то компьютерной игры, Дик слушал его, открыв рот, с печеньем в руке, даже о еде забыв. Джейк их не слушал, он заново «прокручивал» в памяти каждое слово, сказанное Марио: «…Даже индикатор запретил вживлять… Вживлять запретил… ЗАПРЕТИЛ…»
– Как я был прав!!! Я был прав в своих догадках!!! – чуть не закричал от радости Джейк, но поделиться этой радостью было не с кем, и он лишь глянул на Алмаара. Тот не заметил взгляда, он жевал печенье и тоже слушал Моретти, хоть и старался быть равнодушным, пренебрежительным даже: «Что мне ваша суета? Вот то ли дело мы в своё время по молодости…»
– Да
– Играл, не пугай! Знаем мы таких игроков! – Моретти сразу же оживился, увидев в лице Алмаара профессионала, знатока своего дела. Даже про обиду забыл!.. Теперь у них появилась тема, одинаково близкая и дорогая обоим. – И не мог ты «Ячейку» за сорок минут пройти!.. Да ещё и все десять уровней… Заливаешь, брат!.. Я сколько в нашем клубе проработал, – почти три года – такого результата ни разу не фиксировал…
– Да что там твой клуб?!! «Ночное кафе»? – Янис презрительно прищурился, – Дыра – твоё кафе! Там и игроков-то хороших не бывает!.. Потому ты и не видел таких, как я!..
– Ой-ой! Тоже мне – игрок! – взгляд Марио выражал презрение неменьшее. – Да тебя, рвань, и на порог нашего клуба не пустили бы, не то, что в игральный зал, к автоматам… Да ты и не бывал, поди, в нашем районе, я больше, чем уверен… Наш клуб для состоятельных людей, а не для таких уголовников, как ты…
Эти слова задели Яниса за живое, он побледнел от ярости, стиснул печенье в кулаке до хруста, весь напрягся, смотрел на Моретти исподлобья чуть ли не с ненавистью. Дело близилось к драке… К хорошей драке… Если принять во внимание всю вспыльчивость Алмаара, его нетерпение, нервозность…
Но тут, и очень кстати, заговорил Дюпрейн:
– Ладно, тихо! Послушайте теперь меня!..
Все повернулись на голос, на голос, которого нельзя ослушаться, на который невозможно не обратить внимания.
– Мы прошли с вами сегодня почти 57 километров, – заговорил Дюпрейн, по очереди глядя на каждого из своих солдат, – это на 11 километров больше вчерашнего… Неплохо, конечно… Неплохо… – Он посмотрел на экран своей карты, как будто сверялся с данными компьютера. – Но нам пришлось сделать добрый крюк при переходе через Чайну, да и вчера мы не уложились в мой график… Одним словом, мы отстаём с вами часа на четыре… Этой ночью нам уже надо было перейти магистраль, а мы ещё здесь… в 23 километрах от дороги… При нашем темпе, к магистрали мы выйдем завтра, ещё до обеда…
Днём переходить дорогу опасно… Ждать ночи придётся так и так… Значит, лучше будет, если мы как следует отдохнём здесь, у реки… Завтра нам предстоит трудный день. Мы выходим к людям… Это усложняет дело. И требует предельной осторожности и внимания. Надеюсь, повторять не нужно, что сейчас мы находимся на сионийской земле! А ещё, меньше, чем в десяти километрах от нас есть гриффитский посёлок. Они, я думаю, вряд ли донесут властям, даже если и наткнутся на нас, но лучше поостеречься…
Поэтому постарайтесь быть осторожнее, ходите только по двое, обязательно с оружием… И вообще лучше никуда лишний раз не соваться, тем более, далеко от нашего лагеря и без моего разрешения!.. И не орите больше так громко, ради Бога! – Дюпрейн поморщился, как от головной боли, с громким щелчком закрыл карту. – Тайлер, Алмаар, вы как? Поели?
– Да, господин капитан, – ответил за обоих Джейк. Резкая перемена темы его даже удивила немного, но голос Дюпрейна был всё тем же, деловым, до сухости, словно состояние бойцов для капитана
– Так, значит, теперь с дежурством! – продолжил Дюпрейн, застёгивая кармашек комбинезона. – Первым – Тайлер, потом – Моретти. Смена через три часа. Моретти, толкнёшь меня, я буду третьим. Остальные – отдыхать! Через десять минут отбой! После – никакой ходьбы по лагерю, ясно?! – многозначительно посмотрел на Джейка, потом – на Яниса. – У меня всё! Отдыхайте!
Да и ещё, кстати! – вспомнив о чём-то, поспешно добавил Дюпрейн. – Сухие носки все надели? – они ответили невпопад, кто «да», кто «нет», – Это был приказ! Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь из вас заболел!.. И ботинки поставьте на просушку… Дежурный проследит… – капитан снова глянул в сторону Джейка, – Костёр тоже на твоей совести… И, вот, возьми!.. – Дюпрейн расстегнул браслет своих часов, бросил их Джейку, не глядя, так, будто хотел реакцию проверить. – Утром отдашь!
– Спасибо! – Джейк поймал часы легко, перевёл взгляд на экран. Хорошая вещь! Почти как те, отцовские, но ещё с компасом и со светящимися в темноте цифрами.
Металлический браслет часов приятно холодил запястье, это было знакомое ощущение, от которого Джейк уже успел отвыкнуть. Все вокруг спали, тишина, даже лес молчал… Странный здесь, кстати, лес, за рекой, на этом берегу. Дикий какой-то, нехоженый… Словно чужой… Лианы, мхи, лишайники на деревьях, сами деревья – большие, высокие, с толстыми ветками во все стороны, с очень густой листвой – даже неба не видно! Ни одной звёздочки!..Вспомнив про звёзды, Джейк поднял голову, но потом усмехнулся, перевёл взгляд на огонь. Какие здесь, под этими поваленными, но не упавшими деревьями могут быть звёзды? Одни лианы плотной сеткой из мелких листьев и цветов.
Цветы распустились к ночи, издавали теперь приятный, очень тонкий аромат, его не перебивал даже отвратительный запах сырых шерстяных одеял… А на этот аромат слетались какие-то насекомые. Ночные насекомые. Большие, маленькие, бесчисленное множество мотыльков. Они пугались света костра, его жара, метались, забыв о цветах, улетали в дырки между листьями, прилетали новые – и всё повторялось заново. Скучно!
Джейк поднялся, походил, чтобы размяться, прогнать сонное оцепенение. Посмотрел на часы. Ещё почти час! Подошёл к костру, подложил несколько веток, специально выбрал потолще, чтоб огонь горел веселей. Вернулся на своё место, сел, дёрнул несколько раз плечом, чтобы автомат спустился ниже, как раз под руку, скорее по привычке, проверил предохранитель. И опять посмотрел, сколько времени прошло. Три минуты всего! Всего – три! И не удержался от вздоха!
Вздохнул и прикрыл глаза. И тут уловил мозгом, нутром, – так, как он всегда это умел – чьи-то мысли, ясные живые мысли бодрствующего человека. И только потом – взгляд на себе, скрытный, осторожный, украдкой. Медленно, ненарочно, словно скучая от безделья, повернул голову и упёрся глазами в глаза Дюпрейна. Тот даже не успел затаиться, притвориться спящим, понял, что попался, и не удержался от виноватой улыбки и оправдывающихся слов:
– Не спится, вот, что-то…
Джейк не ответил, только кивнул головой: «Понимаю!» и отвернулся, уставился в огонь. Дюпрейн вызывал у него какие-то странные, необъяснимые чувства. Словно смотришь на человека, видишь его и принимаешь таким, какой он есть и в то же время ясно понимаешь, что он совсем другой, что ему известно что-то такое, о чём ты даже не догадываешься. Странное чувство! И ещё ощущение, что Дюпрейн про каждого из них что-то знает, такое, чего самим им никогда не узнать и не понять. Да и пытаться не стоит!