Возвращение из Трапезунда
Шрифт:
– Глупости, – сказал Андрей. – Мы же будем втроем.
– На праздник наряжаются не для других, а для себя, – строго сказала Нина и поджала без того тонкие губы.
– Приходи часам к десяти, – сказал Андрей. – Проводим старый год, а потом встретим новый. Хорошо? У нас пирог будет!
– Спасибо.
Андрей хотел было спросить, нет ли вестей от Коли, – он все забывал об этом спросить, потом решил: спросит вечером.
Вечером, когда стемнело, Андрей зажег коптилку – единственный источник света в доме, потому что керосин кончился, а на базаре керосину достать не удалось.
И тут в ворота постучали.
Андрей
Он узнал пана Теодора по глубоким, как ямы, глазницам – его мефистофельская бородка исчезла.
– Принимаете гостей? – грудным голосом спросил Теодор.
– Хорошо, что вы приехали на Новый год, – сказал Андрей. – Мы и не ожидали, что будет столько гостей на праздник.
– Много гостей? – Теодор обернулся, будто гости уже приближались.
– Только соседка, она милая девушка, совсем одинокая.
Лидочка была рада Теодору – она знала его ближе и понимала лучше, чем Андрей, хотя бы потому, что они вместе были на не существующей в этом мире могиле Андрюши.
– Я рад, что застал вас в отличном настроении, – сказал Теодор.
Он положил на пол вещевой мешок и вытащил оттуда три большие свечи, бутылку шампанского и банку свиной тушенки.
– Пир грозит превратиться в праздник чревоугодия, – сказала Лидочка.
Теодор помылся холодной водой и вышел в гостиную в казачьей черкеске, которая ему шла. Андрей даже с некоторой ревностью поглядывал на Лидочку, стараясь перехватить обмен взглядами между ею и гостем, – это было первым в их совместной жизни испытанием ревностью.
– Вы сейчас откуда, Теодор? – спросила Лидочка.
Теодор словно ждал вопроса. Он вытащил из мешка сложенную карту и расстелил на столе. Карта была велика и охватывала Европейскую Россию. Она была исчерчена стрелками, крестиками и линиями.
– Я из Петрограда, – сказал Теодор, – но по дороге сюда побывал в Новочеркасске.
– Расскажите тогда, что же происходит, мы здесь как на краю света – даже газеты не знают правды, – попросила Лидочка.
Андрей рассматривал карту. Лидочка зажгла одну из свечей, и от контраста между ее светом и светом коптилки казалось, что в комнате взошло солнце.
– Большевики твердо держат власть в центре, – сказал Теодор, указывая длинным ногтем сначала на Петроград, потом на Москву. – Но за пределами Центральной России их власть почти везде под сомнением. Некоторые губернии признали ее формально, другие и не знают толком, кто правит державой. Но, в общем, большевики – народ вполне серьезный, и они не питают иллюзий по части чести и благородства – как своего, так и соперников. Вернее всего, первый шок от их возвышения уже прошел, и оппозиция начинает расти как снежный ком. Мое путешествие, – Теодор провел пальцем от Петрограда через Москву и далее на юго-восток, к Дону, – показало, что оппозиция большевикам уже находит свои лозунги, идеалы, строит свои армии, и чем больше большевики будут совершать ошибок, тем скорее будут крепнуть их враги.
– А что сейчас в Москве? – спросила Лидочка.
– В чем беда Петрограда и Москвы? – ответил вопросом на вопрос Теодор. – Они могут давать России станки и машины, ситец и ложки, но сами не могут себя прокормить. А вот сельскохозяйственные области большевики удержать не смогут. Так что в самые ближайшие месяцы обе столицы будут
– А выхода нет?
– Выхода нет. Радикалы впервые захватили власть в стране – словно исполнили завет Пугачева. Но удержать ее они не в состоянии. Недаром я принес карту. Глядите: на западе, совсем близко от Петрограда, находятся стальные немецкие армии. В их руках Прибалтика, на их стороне значительная часть прибалтийского населения, которое почитает себя куда более связанным исторически с немцами, чем с русскими. Южнее – обособилась Украина. Это житница империи, и она не намерена кормить большевиков. Чуть восточнее – земли казачьи. Здесь уже собрались тысячи и тысячи оппозиционно настроенных офицеров и генералов. Они – непримиримые борцы с большевиками. Следовательно, у движения, которое в знак протеста против красных большевиков именует себя белым, есть уже не только ресурсы, но и военные кадры. Исход войны не вызывает у меня сомнений. Но это будет страшная война, в которой население больших городов будет задушено голодом и болезнями, а остальные местности России вернутся к каменному веку, потому что городская промышленность будет полностью разрушена.
– Вы в этом уверены? – спросила Лидочка. Ей стало страшно.
– К этому выводу меня приводит немалый жизненный опыт, – сказал пан Теодор, – и умение анализировать. Если вы задумаетесь, как задумался я, боюсь, что вы придете к тем же выводам.
– Значит, нам не стоит ехать в Москву? – сказала Лида.
– Но университет? Твое художественное училище? – сказал Андрей.
– Забудьте на год, на два – дайте истории поставить точку. Москва – это ловушка. Перед своей гибелью большевики прибегнут к устрашению и террору. Оставайтесь здесь – или попытайтесь перебраться в отдаленные губернии.
– Куда? – спросил Андрей. – В Среднюю Азию? На Кавказ?
– Боюсь, что и там начнутся национальные движения и возникнут независимые государства, подобно Финляндии или Польше, в освобождении которой я не сомневаюсь. Нет, пока эта буря не успокоится, лучше отсидеться.
– Что вы сами будете делать?
– Я, так сказать, нахожусь на службе. На службе Хроноса.
– Вы должны наблюдать? – спросила Лидочка.
– Не только наблюдать. Наша задача – обеспечить движение цивилизации по ее основному пути, не допустить, чтобы Земля попала в тупиковую ветвь, которая приведет ее к гибели.
– А мы? – спросил Андрей.
– Путешествие во времени оказалось для вас небесполезным, – сказал Теодор.
– Я бы просидел эти годы в тюрьме.
– Они у тебя остались. Как в банке. И тебе еще предстоит их истратить – в будущем. Пока что ты был рабом обстоятельств, в которых умение плыть в потоке времени было лишь полезной для тебя способностью. Но со временем твоими путешествиями все более будут руководить воля и долг.
– Долг?
– Долг не перед конкретным человеком, но перед своей страной, перед всей Землей. Как только ты осознаешь свою силу, свою возможность оказывать влияние на судьбы миллиардов людей, ты обязан будешь трудиться ради их блага… Не улыбайся, Андрей. Громкие ли это слова или истина, тебе предстоит разобраться самому. В отличие от прочих твоих учителей я не утверждаю, что прав. Лишь ты сам можешь в этом утвердиться.