Возвращение из Трапезунда
Шрифт:
На этот раз путешествие было относительно коротким. В плавании по реке времени Андрей научился оценивать длительность прошедшего времени. Это было, как оказалось, уникальное качество, не свойственное более ни одному из путешественников.
В полете Андрей потерял равновесие, упал и ушиб локоть. Так что сначала он почувствовал острую боль и лишь затем смог открыть глаза. Ему показалось, что он остался в той минуте, из которой бежал, – вокруг было так же темно, так же моросил ледяной дождик
Андрей приподнялся, потирая локоть, и оглянулся – вокруг было пусто. Как будто никогда сюда не приходили люди.
И тут же он услышал легкие шаги…
Он не успел подняться и встретить Лидочку – она налетела на него и чуть не опрокинула вновь.
– А знаешь, – говорила она, целуя при том его щеки, уголки губ, глаза, лоб мокрыми, но горячими губами, – знаешь, я видела, как в точке твоего появления возникло зеленое свечение и потом лопнуло – как будто очень большой воздушный шар. Ты слышишь?
Андрей прижал ее к себе:
– Ты ждала меня? Ты долго ждала?
– Какое счастье! – сказала Лидочка и громко чихнула. – Я жду тебя всего вторые сутки. Я знала, что ты ненадолго улетишь. Но ты не бойся, я сказала Ахмету, что я тебя дождусь, и он поверил – он дал мне такую теплую бурку, ты просто такой не видел. Идем, а то ты замерзнешь! Я когда узнала, что Иса передал тебе портсигар, я упала в обморок, честное слово. Когда увидишь Ахмета, спроси, он подтвердит, а Ахмет повез в Симферополь главного муфтия Челибиева, это очаровательный мужчина, ты не представляешь, он не мог тебя дождаться…
– Погоди, моя любимая, погоди, моя хорошая, – сказал Андрей. – Пойдем отсюда. Они же могут вернуться.
– Нет, – уверенно возразила Лидочка. – Они не вернутся. Они выполнили, что от них требовалось, – они запугали город, а теперь власть захватили большевики.
Лидочка провела его за невысокий каменный забор, за которым, под одиноким тополем, было устроено ее логово.
– Садись, – сказала она, – тебе надо немного отдохнуть.
Большая кавказская бурка сохранила внутри Лидочкино тепло. Они забрались в нее и прижались друг к другу очень тесно, чтобы поместиться под буркой. Они стали целоваться, потому что им не хотелось больше говорить – ими овладело неуемное страстное, нервное желание – как истерический смех. Еще два дня назад они не знали, что когда-нибудь будут снова вместе, и теперь их тела как бы требовали убедиться в том, что они вернулись друг к другу. И это соединение было более мучительным и сладким, чем их первые ночи в Батуме.
А потом им надо бы идти в город – зачем оставаться в нехорошем месте. Но так и не разъединившись, они заснули. И проспали до утра, когда дождь пошел сильнее и они уже не могли согревать друг друга. Накрывшись буркой, как громадным зонтом, они побежали в тот дом, который им достался по наследству от Ахмета, и налетавший порывами ветер хотел вырвать у них бурку или хотя бы опрокинуть их на землю.
Старуха,
Новый, 1918 год Лидочка с Андреем встретили в Симферополе в доме тети Маруси. Уже неделю они жили там, намереваясь уехать в Москву, что с каждым днем становилось сделать все труднее. Они надеялись на помощь Ахмета, ставшего при татарском правительстве немалым человеком. Надежда была на специальный поезд до Киева, которым туда отправлялась депутация Крымского курултая для переговоров с Украинской Радой о трех северных уездах Крыма и о военной помощи Украины Симферополю. Но поезд все откладывали из-за боев с Центрофлотом в Евпатории и Феодосии.
Андрей полагал, что Новый год они встретят одни. С утра тридцать первого он отправился на оскудевший рынок, где ему повезло – там торговал мукой его бывший однокашник Киприати. Андрей вернулся домой с добычей: три фунта муки, два фунта яблок и, что удивительно, – принес полголовы сахара.
День тридцать первого был сумрачным, ветреным, но без снега. В комнате не было света, и в полумраке Андрей остановился пораженный – в углу перед трюмо стояла небольшая зеленая елка, на которой поблескивали серебряные гирлянды.
– Лидия! – закричал Андрей. – Это еще откуда? Ты прорвала блокаду?
Лидочка вошла из кухни, вытирая руки передником.
– Подойди ближе, мой повелитель, – сказала она.
Андрей уже сам ступил ближе и догадался, что елка нарисована на большом листе картона, а гирлянды и блестки к ней приклеены.
– Тогда и я покажу тебе, что и я достоин твоего внимания.
Андрей начал выкладывать на стол сокровища, добытые на рынке.
Лидочка тут же решила сделать настоящий пирог с рисом и изюмом, что отыскала в буфете.
Андрей наколол дров – их осталось немного, чтобы хоть на Новый год как следует протопить печку. Стало тепло, как до революции. Потом он сказал:
– Лидуш, а что, если я позову Нину Беккер? Она же здесь совсем одна.
– Я буду рада, – сказала Лида, она не хотела огорчать Андрюшу, хотя Нина Беккер ее раздражала своей немощью и демонстративным христианским смирением. Она понимала, что Нина бесконечно одинока и несчастна, но жалость к ней была сродни жалости к нищенке на дороге – хочется кинуть монету и более ее не видеть.
Андрей пошел к соседям. Нина встретила его на дворе, как будто сидела перед окошком и ожидала, – она выбежала в одном платье, застиранном до того, что потеряло цвет.
Она затащила его в такие холодные сени, что Андрей догадался – она вообще не топит всю зиму.
– Приходи сегодня к нам, – сказал Андрей. – Встретим Новый год. Может, он будет лучше, чем семнадцатый?
– Хуже некуда. Одна прорицательница обещала конец света в будущем году.
– Ты придешь?
– Нет, что ты! Мне совсем нечего надеть.