Возвращение к истокам

Садыкова Татьяна

– Угу, - кивнул Сид, проигнорировав мой жирный намек.
– Пошли, Николя. Покажу тебе госпиталь.

Я поморщился. И какой “герой” придумал мне этот изумительный псевдоним? Узнаю - прибью.

А где-то в другом конце города, в одной полутемной квартире, заливисто чихнул всеми известный магистр Микио, чуть не навернувшись со стремянки…

Глава 4. Похититель целомудрия

“Ни один мужчина не осквернит своды этого девственного монастыря!”

Евлампий Мученик о своем детище

Заворочавшись и устроившись поудобнее,

я глубоко вздохнул, пытаясь поскорее нагнать на себя сон, который, зараза, все никак не приходил. За окном запели утренние птахи, воспевая оды новому дню, а я раздраженно скрылся с головой под одеялом, уткнувшись для верности в подушку от всепроникающего утреннего света. Ну уж нет, сегодня я высплюсь как следует, на зло всем! Тем более, это был мой первый выходной за две недели!

Но судьба, видно, думала иначе, и поэтому, бестолково поворочавшись больше получаса, я нехотя сел на кровати. Зевнув и поскребя в затылке, я с завистью глянул на своего соседа, который беспробудно дрых, не страдая, как я, бессонницей. Счастливчик… Нехотя встав и раздвинув шторы, я посмотрел на просыпающийся город. Часы на главной площади гулко отбили пять часов утра…

Выспаться уже которую неделю мне не удавалось.

А ведь все началось именно со снов, точнее, с одного навязчивого сна, где я, как наяву видел Ирен, только она заметно отличалась от той, которую я запомнил. Эта же была ее жалкой и бледной копией, словно, девушка долго болела и угасала, как свечка. На бледных впалых щеках выступили красные пятна, она постоянно натужно кашляла в платок, оставляя на нем кровавые пятна, но не смотря на это, с теплотой смотрела на меня и печально улыбалась, сжимая в руках сияющие слезы Элисень.

Я просыпался резко посреди ночи, постепенно приходя в себя от этого повторяющегося кошмара и думая, постоянно думая о бедной принцессе.

Днем некогда было вспоминать о ночных кошмарах - все заботы занимали пациенты, да и персонал госпиталя, с которым пока еще не удалось найти общий язык. Хотя с моим куратором - Сидом, вроде были заметные подвижки - он больше не считал меня тупоголовым младшим целителем, теперь я перешел в категорию заносчивого засранца, ибо своими знаниями сильно ущемлял его самолюбие. Мне постоянно ставили ночные дежурства, видно, не зная как выдумать “наказания” пострашнее, отказывали в элементарной помощи, лишь подтверждая мои догадки об уязвленном самолюбии. Он пытался настроить против меня персонал, думая, что я сдамся и, хлюпая носом, аки невинная девица, убегу из этого “страшного” места. Ах, эти интриги дружного коллектива. Давно я не чувствовал себя так прекрасно, наблюдая за тем, как великий интриган и мастер скрытности Сидней Бамер пытался исподтишка сделать гадость. Начальник, скажу я вам по-секрету, мне достался довольно недалекий, но, что характерно, исполнительный в плане работы, за что его хвалил Азель и не имел к нему особых пререканий.

Ночные дежурства лично мне были только в радость. Прошло уже то время, когда я считал их сущим наказанием, теперь, привыкнув к тишине своего замка, я сполна отдыхал на них душой. Да и обычно в это время мне удавалось читать и попутно копировать новые книги, которые я брал из личной библиотеки целителей, почерпнуть из них нововведения, которые появились за мое полувековое отсутствие. Я учился, следил за пациентами, копировал книги к себе в библиотеку. Бестолково думать об Ирен, отвлекаясь от своих важных занятий, мне было совершенно некогда.

Беспокойство возвращалось во снах, они мучили меня, не давали покоя до самого утра, будто само сознание давало мне тревожные сигналы. Я никогда не верил снам, считая их лишь отражением совершенных событий

и игрой подсознания, но вот это наваждение меня стало серьезно беспокоить. Может, это все влияние слез Элисень? Полностью изучить их природу мне не удалось, а я так опрометчиво отдал опасный артефакт наивной девчонке. Я не хотел, чтобы она угасала как Петра, сжигаемая изнутри пламенем реликвии, не хотел, чтобы слезы тянули из нее жизнь, я всего лишь хотел ей добра. Хотел показать ей, что она нужна, показать, что я ей доверяю, отдав на хранение реликвию - ну еще я хотел оставить с носом Стефана, но не будем об этом.

Я не хотел привлекать к Ирен внимание и поддался течению, думая, как провернуть возвращение слез, когда бдительность Стефана и короля будет усыплена. Да и как я мог к ней заявиться? Так и представляю, что каким-то чудом обойдя стражу и защитные барьеры дворца, я залез, аки пылающей страстью любовник через ее балкон к ней в комнату. Что сделает благоразумная девушка, увидев силуэт в лунном свете, который, склонившись к ее кровати, настойчиво попытается ее добудиться? Правильно, врежет со всей дури своим ночным горшком по нежданному посетителю, потом пронзительно завизжит, сообразив, что она, как бы испугалась, а уж, когда на грохот и крики прибежит стража, поинтересуется, кто к ней, собственно, заявился. И совсем не факт, что она обрадуется моему воскрешению мертвых. А закончится мое жутко тайное и наполненное романтикой путешествие в темнице, когда я, потирая бока, сверкая фингалами на оба глаза и морщась от дружелюбных пинков стражи, буду думать о столь теплом приеме.

Нет, я еще хотел жить и жить хорошо, без всяких там ночных горшков и покушений на мое достоинство. А что способствует благополучной жизни? Правильно, сидеть тихо и не привлекать ненужное внимание. Зачем баламутить и так мутную воду? Лучше подождать, пока ил вновь осядет на дно, и тогда…

Но навязчивые сны крайне негативно отзывались на моих поистине гениальных планах, словно говорили, что мол, хоть ты все и продумал, мы тебе все равно покажем, где раки зимуют. И показывали - замученную Ирен, словно, вот к чему могло привести мое добровольное бездействие.

Я понимал, что мои опрометчивые действия могут погубить девушку, ее репутацию и, вообще, кто я такой, чтобы лезть в ее личную жизнь? Поблагодарит ли она меня потом, когда я закрою ей дорогу в перспективное будущее какой-нибудь жены графа или отпрыска королевского двора? Нагелий был не глуп, хоть и до крайности дурен - мне, кажется, он отправил свою дочь в обитель монахинь лишь для того, чтобы очистить ее репутацию для общества, показать, как она смиренна, невинна, чиста и преданно служит делу Великой. Это был хорошо продуманный ход по возвращению репутации дочери, а также возвращению ее в категорию завидных невест. Но вот только был у этого крайне сомнительного метода довольно жирный минус, который мог перекрыть гипотетическое “очищение репутации” - Ирен просто могла не пережить “заботу” отца. Про то, что монастырь не улучшит, а усугубит ситуацию, я промолчу. В умелых руках любое событие можно было представить в выгодном свете и уж Нагелий, я был уверен, так просто не пустил бы дело на самотек.

Ах, а какие про него пошли слухи - любо-дорого послушать. Одни говорили, что он живодер, что родную дочь отправил в обитель старых дев, хотя она даже не юродивая и не старая, другие твердили, что он чуть ли не святой великомученик - и пели ему такие хвалебные рулады! Мол, он с болью в сердце оторвал от груди свою любимую кровиночку, которую лишь недавно спас от злого и мерзкого колдуна и сейчас, познав, что она могла подхватить скверну, отправил ее на очищение и замаливать свои грехи у Пресветлой.