Возвращение к земле
Шрифт:
Роман, который наконец-то нашёл приют на бумаге, он больше не мечется по просторам моего разума, нанизывая на нить воспоминания, собирая, словно ягоды отрывки прошлого, вглядываясь в туманное будущее…
Внимание! Данная книга не содержит рецензии. Будьте крайне осторожны, это
***
На дворе стоял поздний ноябрь. Ветер срывал листву с продрогших до корней деревьев. Их ветки отчаянно стучали в полутемные окна старого фермерского дома. Дождь барабанил по оцинкованной крыше сарая, плотно прилегавшего к задней части жилища. Джек беспокойно ходил вдоль гостиной, то и дело поглядывая на часы. Что-то громыхнуло снаружи, похоже ставня – ставни в фермерском доме были что надо – вытесанные из древесины дуба, украшенные богатой резьбой. Джек, шаркая в мягких тапках из воловьей кожи, утепленных шерстью овец, лишь бегло отметил про себя, что ему, в такой час, еще не хватает оторванной ветром ставни. Он старался не глядеть на прозрачный графин, наполовину наполненный жгучим, янтарным виски.
Джек ждал. Ожидание подчас невыносимо. Надо же Изабелле растелиться в такую ночь. Началось все с вечера. Бедняжка протяжно мычала, словно это могло облегчить родовые боли. Джек положил свежей сухой соломы, нежно погладил мокрый животный нос. Глаза Изабеллы были полны боли. Джек знал этот взгляд. Когда ты фермер, ты любишь животных всем своим сердцем, пусть в меня полетят помидоры из рук защитников прав друзей наших меньших, но спросите у любого фермера и он ответит, что без ума ото всех этих мокрых, сопливых носов.
Вечер спешно превратился в дождливую темную ночь, а Изабелла все мучилась в родовых схватках. Мучился Джек. Каждые полчаса он возвращался проверить, все ли в порядке и каждые полчаса его встречал тот же взгляд. В растопленном наспех камине плясали яркие языки пламени. Что-то кольнуло в старой фермерской груди и Джек поспешно натягивал резиновые сапоги на распухшие от ходьбы ноги, хотя прошло всего десять минут с его последней проверки. Чутье не подведешь. Он точно знал, что Изабелла произвела на свет дитя.
В полусонном сарае горели ночные лампы и Джек спешно подошел к стойлу. В дальнем углу Изабелла шершавым темно-фиолетовым языком слизывала мокроты, густую слизь родовых путей с трясущегося от холода дымчато-серого теленка. Джек улыбнулся. Природа всегда отдает предпочтение новой жизни.
– Будешь Дождем.
Подбросив утомленной корове свежего силоса, он потушил свет. Свершилось. Можно снять насквозь пропахшую смесью молока и коровьего навоза одежду, намылить тело ароматным мылом, которое он неизменно покупал у Жанны и пропустить стаканчик другой, за успешное разрешение.
Придвинув,
Фермерский дом, а если быть точнее, его южное крыло, выложил собственноручно первый из Коуэлов. Его имя стерли в пыль жернова времени, однако из поколения в поколение, с некими поправками и многочисленными домыслами, передавалась вот эта история. Ее рассказывали утомленные, после вечернего доения, отцы и деды, своим чадам, пока те нетерпеливо ворочались под пуховыми одеялами и жаждали заполучить хоть немного родительского внимания.
Коуэлы занимались животноводством с давних времен, насколько они были давние никто сказать не мог, однако было принято считать, что животноводство у них в крови и все хозяйственные азы передавались каждому последующему поколению с молоком матери.
Тут Джек мог бы возразить, что ему пришлось немало потрудиться, прежде чем он мог интуитивно распознавать болезни и чуять нутром переменчивую скотину, но нужны ли нам с тобой, читатель, его возражения? Человеку легче всей душой поверить, что у других все слаживается само собой. Так проще всего списать собственное бездействие и лень, страхи и сомнения, на простое невезение, что уж тут поделать.
В тот далекий год зима стояла долгая. В горах снег лежал до колен, мороз крепчал день ото дня, держа промерзшую насквозь землю стальной хваткой. Запасы сухой травы, сложенной под хилым навесом из парусины, подходили к концу.
Первый из Коуэлов принял единственно верное решение – спуститься со стадом в долину, в поисках пропитания.
Никто никогда не задавался вопросом, как долго пришлось брести измученным голодом животным и человеку, прежде, чем они нашли свое пристанище вот на этом самом холме. Поговаривали, будто Первый из Коуэлов был настолько очарован видом, открывшимся с холма, что перестал поглядывать себе под ноги, наткнулся на скользкий, поросший мхом валун и покатился кубарем вниз.
Как любой, ограниченный в познаниях устройства мира, человек, Первый из Коуэлов посчитал это особым знаком. В минуты отчаянья, люди во все времена, ждали особых знаков. Будь то сон, приснившийся беспокойной ночью, слова цыганки, обрывками осевшие в воспалившемся разуме, простая небрежность, неосмотрительность, в результате которой мы катимся кубарем вниз.
Тот самый камень, стал первым камнем, положенным в основу будущего Коуэлов на Большой Земле.
Сейчас, в беспокойном свете пламени, перед нами грел свои старые кости Последний из Коуэлов. Однако до этого еще далеко.
Шли годы, Коуэлы сменяли друг друга, не успевал один превратиться в прах, как другой расширял дом, увеличивал стадо, устраивал сыроварню.
Женщины никогда не задерживались в фермерском доме дольше, чем требовалось. Обычно их нанимали в помощь, когда луга покрывались зеленой сочной травой и молока прибывало больше обычного. Когда трава сохла, а молоко шло на убыль, они расходились по далеким и близким деревням, думая о том, как пережить надвигающуюся зиму. Случалось, какой-то из них родить Коуэлу сына. Так продолжалось до тех пор, пока отец Джека, тридцать с лишним лет назад, не заменил ручное доение на механическое, а по прошествии еще двадцати лет на автоматическое. Девушки потеряли сезонный заработок. Джек остался без сына. В свои шестьдесят пять лет он точно знал, что он – Последний из Коуэлов.