Возвращение на Подолье
Шрифт:
Кто-то невидимый подошел сзади, положил руку на плечо. Франц оглянулся, это был Сотников. Его лицо было мрачнее тучи, он был трезв.
— Давай, студент, поговорим. Отойдем в сторону, чтобы нас не слышали.
Они сели на скамейку у стены.
— Короче, я забираю из милиции свою заяву на тебя, а ты уговори свою Наташу…, пусть заберет заявление об изнасиловании.
Францу опять стало противно. За короткое время в этом городе он превратился сначала в подонка, пусть не произвольно, но все же косвенно, подставившего свою девушку. Затем в заключенного. А вот теперь его превращают в барыгу, торгующего честью близкого человека. Но продолжать диалог с таким как Сотников
— Сходи поговори с Наташей. По твоей милости она тоже здесь. Но, запомни, если тронешь ее хоть пальцем — я тебе оторву голову.
О соблюдении медицинской тайны в этой больнице никто не слышал. Любому из больных стоило зайти в ординаторскую, чтобы получить справку от какого заболевания лечится интересующий его человек.
Через дорогу от больницы в убогом домишке, больше напоминающем сарай, находился винный магазин. С разрешения санитаров больные бегали за вином и к вечеру в палатах разыгрывались пьяные оргии. За устрашающей стеной прогулочного дворика располагалась территория дровяного склада. Поклонники Венеры [32] и Бахуса перелазили через стену и совокуплялись на лоне казахстанской природы.
32
Венера, лат. — римская богиня красоты и любви
То, что увидел Франц в этой больнице, казалось ему кошмарным сном. Усыпанные язвами сифилитики фанатично доказывали больным гонореей, что “сифилис пустяк по сравнению с гонореей”. Трипперные, в свою очередь, опровергали утверждения сифилитиков. Кожные больные, отделение которых находилось на третьем этаже, предпочитали держаться особняком. Тем не менее, все по несколько раз в день собирались в курилке на первом этаже.
Иногда он встречался с Наташей. В одну из таких встреч рядом с Наташей он увидел стройную блондинку. Похотливые губы и беззастенчивый взгляд привлекали всеобщее внимание. К вечеру того же дня палаты стали наполнять мужчины, которых заразила эта женщина.
Их было семнадцать человек. Высокие и низкие, молодые и старые, толстые и худые — они, по странной закономерности, ходили гусиным строем, исподтишка поглядывая друг на друга. Только один из них, средних лет грузин, вел себя шумно, всем жалуясь на коварство “Лиды из Федоровки”:
— Панимаешь, дарагой, я заготовитель… Никогда ее не абижал, многа деньги давал… А ана так плохо сделал… У-у-у, сволош!
Больные закатывались от смеха. “Лида из Федоровки”, как ни в чем не бывало, разгуливала по больничным коридорам, гордо поглядывая на вчерашних партнеров. Поздним вечером привезли последнего. Им оказался шестидесятилетний профессор. Оказывается, Лида работала уборщицей в университете и соблазнила ученого сластолюбца.
У больных этой больницы бытовало идиотское убеждение, что после уколов можно смело вступать в половую связь. Молодые женщины, хохоча, задевали Франца и после вопроса “ну, как, укололся?”, приглашали на дровяной склад.
Уговорить Наташу Сотникову не удалось. На следующий день из больницы он сбежал.
Иногда в палате разыгрывались смешные сцены. Из деревни привезли парня с хронической гонореей. Он забился в угол, не желая разговаривать. Один из сифилитиков сделал страшную гримасу:
— Тебе крышка, мужик. Видишь эту коробочку? — он вытащил из кармана пустой спичечный коробок. — А теперь я лезу к себе в штаны, вынимаю горсть бледных спирохет [33] и запихиваю в коробок…, лови, мужик! Угощайся!
Коробок
Курс превентивного лечения заканчивался. Франц попросил у Ольги Оскаровны выписать их с Наташей в один день. Последнюю ночь в этом, почему-то названном больницей, гнезде разврата Франц провел без сна. Ему не представлялось возможным возвратиться на работу. В общежитии уже знали о его перипетиях с милицией. Что касается кожвендиспансера, он понимал: и это обстоятельство скрыть будет невозможно.
33
Бледная спирохета (или бледная трепонема) - это микроорганизм, который является возбудителем сифилиса
Ольга Оскаровна вызвала его в кабинет, вручила бюллетень и сказала:
— Надеюсь, вы помните мой совет? Уезжайте из этого города домой.
Он пообещал, но в душе не был уверен, что так и сделает. Бывали моменты, когда он явственно ощущал влияние каких-то неведомых сил, оказывающих влияние на его жизнь.
XVI. Бандитами не рождаются
От роду Василию было двадцать три года. Он высокий блондин с серыми глазами. У него широкие покатые плечи, длинные жилистые руки, сухие бойцовские кулаки. Специально боксом он не занимался, но, отстаивая с четырнадцати лет место под камерным “солнцем”, кое-чему научился. К примеру, научился одним ударом сшибать с ног самого здоровенного камерного “быка”. И еще: в лагере цыгане научили его приемам ножевых драк. Это обстоятельство неоднократно спасало ему жизнь и увеличивало срок. Под “жизнью” он подразумевал не понятие человеческой жизни. Нет, в лагере она не стоила ломаного гроша. Он имел в виду честь.
Когда он, несмышленный, сел играть в карты на интерес, никто не объяснил ему что это такое. Он проиграл. Интерес обкуренных анашой напарников сводился к тому, чтобы сделать из него педика.
Их было трое. Все было продумано заранее. Удар “трамваем”1 по голове его оглушил. Когда он пришел в себя, его голова оказалась зажатой между спинками железных коек.
Кто-то из них уже срывал его мелюстиновые брюки. С нар, одетые в подлые улыбки, уже свесились лица, жаждущие развлечений.
— Не сцы, Коваль, это не страшно, — хрипел за спиной голос одного из карточных напарников. — Даем тебе слово, что не больше трех раз. Зато пойдешь в шестую бригаду2, там хавка класс.
Вряд ли вы поймете, что значит перевернуть двухъярусные нары, облепленные человеческими телами. В тот момент, когда он, словно штангист, устанавливающий рекорд, выбрасывал тело, на помощь мышцам рук пришли его голосовые связки. Вот так, наверное, в пещере рычал его далекий предок, убивая своего противника или отвоевывая для себя полюбившуюся самку.
Нож, который он постоянно носил за голенищем, был уже у него в кулаке.
Василий видел как побелели губы одного из насильников, но это его не остановило. Первый удар пришелся в живот, ударом в грудь он его прикончил. Второго он догнал уже на выходе из барака. Тот, бешено вращая глазами, не переставая кричал:
— Не нада, я войду! Не нада, я войду! — что означало: он просит дать ему возможность откупиться.
Он сел на него сверху, схватил за волосы и по рукоятку воткнул нож в глаз. Из-под лезвия брызнула кровь, залила ему лицо, а тот, захлебываясь, не переставал хрипеть: