Возвращение на Подолье
Шрифт:
Константин вынес из кладовки короткоствольный пистолет-автомат.
— Думаю, “УЗИ” [47] нам тоже пригодится. Если нас засекут при проходе через спецконтроль, каждый выстрел будет говорить в нашу пользу.
— Скажите, Харасанов, — с металлическими нотками в голосе обратился Франц к Харасанову, — вы действительно будете убивать всех, кто помешает вам осуществить захват самолета?
— А как вы думаете, Бялковский?
— Я почему-то уверен, что убийца из вас плохой, даже в экстремальной ситуации.
47
Узи —
— Честно говоря, вы правы, я человек доброй воли. Но, когда на тебя устраивают охоту с одной целью — убить, думаю, что сумею психологически перестроиться.
Из спальни вышла Татьяна. Томно потягиваясь, как это делают молодые женщины, изведавшие вкус любви, она повисла у Константина на руке.
— Мы отдыхаем уже целый месяц, Котик, мне надоело.
Он ласково погладил ее по плечу.
— Терпи, девочка. Чем быстрее наши лица сотрутся в памяти здесь, тем быстрее твое личико нарисует наш дорогой художник Франц Бялковский, ну, к примеру, на курортах Флориды.
Фантастичность сказанного была столь ошеломительна, что Франц непроизвольно закрыл глаза и судорожно сглотнул слюну.
После обеда Наташа принесла адидасовскую сумку полную барахла. Харасанову подошел черный джинсовый костюм, Франц облачился в пепельного цвета брюки и того же цвета рубашку.
Девушки выглядели не менее экзотически. Ярко-красное платье типа греческой туники превратило Наташу в готовую фотомодель. Что касается Татьяны, узкие белые джинсы и такая же куртка, в сочетании с черным цветом костюма Харасанова, завершали яркий цветовой ансамбль всех четырех костюмов.
— Все это хорошо, ребята, но не кажется ли вам, что наши, завистливые на все красивое, ищейки, узнают в нас тех, с кем страстно желают встретиться?
Харасанов смешливо задал этот вопрос и сам же на него ответил:
— Будьте уверены, узнают. И мало того, постараются сделать так, чтоб эти фирменные вещи попали в разряд тех, которые, как правило, оседают в милицейских шкафах.
— Неужели в ваших рядах процветает такая мелочность? — спросил Франц, брезгливо передернув губами.
— Вы наивный чудак, Бялковский. Излюбленным занятием большевиков, начиная с семнадцатого года, было раздевание расстрелянных ими классовых врагов. Поскольку времена малость изменились, теперь качественную одежду снимают из живых. Но давайте не будем говорить о столь несущественных в нашем положении вещах. Суть здесь в другом: нам необходимо облачиться в скромную примитивную одежду производства, ну, к примеру, Чимкентской или Усть-Каменогорской фабрики. Обувь тоже не подходит. Какой может быть “Рибок”, если все четыре пары тянут на тысячу долларов. Придется, дорогая, подыскать что-то отечественное. “Джетысу”, к примеру.
Девушки сделали плаксивые физиономии и пригорюнились. Ощущая своеобразный колорит, звучащий в словах Харасанова, Франц улыбался.
— Что касается лично меня, к тебе, Наташенька, большая просьба: походи по парикмахерским и купи несколько париков. Татьяне тоже придется облачиться в парик.
— Но вы нам разрешите взять хотя бы с собой эту одежду? — опять хныкающим голосом взмолилась Татьяна.
— Нет, не разрешу, — сказал Харасанов. — Милые мои, поймите же наконец меня правильно: если нас поймают, моей и Татьяниной одеждой, в лучшем случае, будут полосатые костюмы особо строгого режима.
Они были молоды. Им
Уже вторые сутки у Франца болит голова. Систематическое напряжение дает о себе знать. Из всей компании только Наташа изредка покидала квартиру.
Своим планом до конца Харасанов не делится. Иногда он целые дни проводит у экрана телевизора.
После десяти дней, как он и предполагал, по телевидению сведения о беглецах транслировать перестали. Кроме них двоих сбежать удалось еще одной девушке. Из слов Татьяны, эту девушку она хорошо помнила. Одна из самых неопытных в камерных перипетиях, та не могла за себя постоять и вряд ли сумела далеко уйти. Скорее всего, труп этой девушки уже давно сгрызли степные зверьки или, “изнахраченый” [48] солдатами, он гниет где-нибудь у подножия террикона.
48
Ободранный
Когда на землю опустились сумерки, Харасанов предложил Францу искупаться на Темиртауском водохранилище. Девушек решили не брать. В заплечную сумку Харасанов положил пистолет.
— Зачем нам оружие? — спросил Франц. — Уже темно. Вряд ли вас кто-то сможет опознать.
— Оружие не помешает в любой ситуации. Кроме всего, я хочу, что бы вы произвели несколько пробных выстрелов. Ночь будет лунной, выберем мишень.
Стороной они обошли автостанцию и вышли на берег водохранилища. В лунном свете противоположный берег утопал в красном смоге. Сверкающая водная гладь вызвала у Франца странное возбуждение. Головная боль прошла. Непреодолимо хотелось запечатлеть эту жутковатую картину.
— Обратите внимание на концентрацию, окраску и густоту смога. В этом городе рождающиеся поколения обречены. Таких чернобылей в этих краях десятки и сотни. Эти земли предназначены для выкачки ресурсов, а через десятки лет будут пригодны только для съемок фантастических фильмов о мертвых планетах.
Чуть дальше импровизированного пляжа, о котором свидетельствовал разломанный грибок, громоздились кучи мусора. Соорудив несколько мишеней из пустых банок, они удалились на расстояние пятнадцать — двадцать метров.
Первым стрелял Харасанов.
Бялковский все больше переставал удивляться этому человеку.
— Чувствуется, что вы двадцать лет проработали в милиции. Кстати, как вам это удается с глушителем? Насколько я знаю, в милиции до сих пор на вооружении “Макаров”. Неужели тренировались?
— Ничего особенного. Цельтесь как обычно, “под яблочко”, и все получится.
По-ковбойски расставив ноги, Франц стрелял, держа пистолет двумя руками. Глухие хлопки создавали впечатление, что он стреляет из игрушечного оружия. Три выстрела из пяти попали в цель.
— Ну, что ж, для художника совсем неплохо. Признайтесь, кое-какие навыки у вас есть.
— Признаюсь, электронный тир и малокалиберная винтовка в детстве.
Они разделись и осторожно вошли в воду. Ступни ощущали огромное количество неведомых предметов.
— На этом дне несметные сокровища для коллекционеров утиля, — пошутил Франц.
— Увы, это не Клондайк и не озеро “неожиданностей”, — поддержал его Константин.
— Угу… А вы не Смок, и я не Малыш.
Глубина начиналась далеко от берега. Дно пошло илистое и они с нетерпением дождались, когда можно было поплыть.