Возвращение на Подолье
Шрифт:
Незадачливый бандит явно нервничал. Он то и дело выходил из машины, беспокойно осматривался. Даже сквозь оптические линзы бинокля было заметно, что боевая амуниция ему мешает. Он постоянно одергивал оттопыренные полы пиджака, поминутно ощупывал рукой наплечную кобуру.
— Где они отыскали это чучело? — процедил Галкин. — Мечется словно кабан недорезанный.
Галкину ох как хотелось взять на мушку АКМ эту налысо остриженную голову с оттопыренными ушками и нажать спусковой крючок. Он хорошо знал на что способны и
— Товарищ полковник, у них явно что-то намечается. Смотрите, вон подкатила еще одна машина. Прямо комедия какая-то, на этот раз “Запорожец”.
Полковник опять рассердился.
— Да вы что, совсем одурели?! Прямо помешались на шикарных иномарках. Причем здесь машина? Ты бы лучше обратил внимание, что в этом “Запорожце” сидят четверо. И будь уверен, оружие у них — что надо.
На этот раз капитан обиделся.
— Ну что вы, товарищ полковник, сразу дураками обзываете? Ведь в Москве живем, у нас все на машины внимание обращают.
— А мне плевать на всех. Вот и лейтенант Максимов, когда позвонил в дверь, думал, что ему как все нормальные люди дверь откроют. А взамен получил очередь. Нет, капитан, времена теперь поменялись. Преступник нынче жесток, беспощаден и отлично вооружен. Теперь необходимо принимать решение индивидуально. Формулировка “как все” устарела.
Зажигательную речь Галкина прервал пожилой милиционер.
— Вот тебе, Сеня, и “Мерседес”, да еще и шестисотая модель. Думаю, на этот раз сам Жарылгапов пожаловал. Окошки-то затемненные, не вылезет — не увидишь.
XII. На Плющихе
Медсестра Надежда Ладнова была коренной москвичкой. Когда девочке не исполнилось и шести лет умер ее отец. Благодаря матери и бабушке, двух сильных по натуре русских женщин, она выросла, превратилась в стройную, симпатичную девушку. В девятнадцать лет она вышла замуж за кудрявого сантехника Сашу, а в двадцать развелась, так как в Саше уживалось два существа. Первым из которых был зверь, а вторым — запойный пьяница. Надежда с дочерью остались проживать в Сашиной служебной квартире на Плющихе, что касается Саши — его местопроживание Харасанова абсолютно не интересовало.
На вопрос Василия, откуда у Константина столь молодая и обаятельная любовница, Харасанов ответил своеобразно:
— Было дело.
Надежда бросилась в объятия Харасанова, и он долго кружил ее по огромной комнате. Василий, который в последнее время вел себя как-то странно, замурлыкал под нос слова старой, но в свое время очень модной, блатной песенки: “С Таней познакомился я раннею весной, когда я возвращался с лагеря домой…”
Харасанов словно наткнулся на каменную глыбу.
— А вот этого делать не стоит, — ни на кого не глядя сказал он, и поставил Надежду на диван.
— Чего, чего не надо делать? — допытывалась
Константин натянуто улыбнулся.
— Не надо, Надюша, так радоваться. Мы ведь только на один день.
Губки женщины капризно надулись.
— Но, Костик, мы ведь не виделись целую вечность.
— Понимаю, Надюша, понимаю. Но, к сожалению, у нас срочная командировка. А вот денег я тебе дам.
Он вытащил портмоне, отделил от пачки стодолларовую купюру и положил в карман кокетливого халатика. Очень мило, и в то же время очень серьезно Ладнова вытащила купюру, тщательно разгладила и унесла в соседнюю комнату.
Когда она вышла, Харасанов, зло сверкнув глазами, сказал:
— Мы с тобой, Васек, не в зоне. Запомни: терпеть твои под… я не стану!
Василий рассмеялся.
— Ну, что ты, Константин. Я просто пошутил. А вообще-то, мне кажется где-то в этом городе есть больница, в которой находится одна очень чудесная и верная одному человеку девушка. Как ты относишься к этому обстоятельству?
На миг у Константина сжались кулаки, а у висков побежали бугры. Еще через мгновение он спокойно ответил:
— Приготовьте оружие, через два часа едем!
При одной мысли, что вскоре он увидит Наташу, Францу становилось жарко. Он мечтал об этом и вместе с тем боялся. Франц уже начал понимать, что постоянный страх разъедает его душу. От общения с Харасановым страх все больше и больше сковывал его существо, превращал в затравленного зверя. Никакой тренинг, никакое самоуспокоение не могли отвлечь его от мысли, что он на пагубном пути. Вот и сейчас, сжимая рукоятку пистолета, он знал наверняка: в человека он выстрелить не сможет.
Надежда Ладнова испуганно следила за приготовлением мужчин. Харасанов вбил обойму в УЗИ.
— Надюшка, не пугайся. Ты ведь знаешь, я работаю в милиции. Мы приехали на задание, так что не округляй, девочка, серенькие глазки. Вот задержим банду преступников, и отметим это событие у тебя на квартире.
Женщина успокоилась.
— А теперь, Надюша, держи десять долларов, сходи на Арбат, купи себе вкусненького.
Харасанов вышел вслед за ней. Через пять минут он возвратился.
— Объясняю подробности предстоящей операции, — несколько высокопарно начал он. — Вот для каждого из нас милицейское удостоверение.
Василий иронично улыбнулся.
— Для меня это большая честь. Впервые буду в роли сотрудника милиции.
— Да уж, дорогой, скажи мне спасибо. Будешь сегодня при чинах.
Василий побледнел.
— Я ваши ментовские чины в гробу видел. Я с детства был вами сыт, козлы поганые!
Франц не выдержал.
— Да прекратите вы! О какой удаче может идти речь, если у вас столько злобы?
— Ладно, студент, помолчи. Мы идем не на благотворительный вечер. Злоба нам будет не лишней.