Возвращение на Подолье
Шрифт:
— Я знаю, у тебя перемыкает в мозгах. Но какой тебе толк с нашей смерти? Встретимся позже, и мы тебе наладим производство баксов на все сто.
— Садитесь в машину, иначе стреляем!
— Погоди, придурок, не губи себя и остальных. Посмотри вон на тот дом. На чердаке сидят люди с автоматами!
Глаза Жарылгапова сверкали тигринным огнем. Безумными глазами он посмотрел в указанном Харасановым направлении. Затем выхватил УЗИ и выпустил очередь.
Несколько пуль прошили плечо полковника Галкина. Еще толком не уяснив происшедшее, полковник
— Товарищ полковник, вы ранены!
— Кто эти двое с девушками? Они что, не из службы безопасности?
Лейтенанта бил озноб.
— То же самое спросили у нас по рации с ихнего наблюдательного пункта.
“Ну, все, мне хана,” — подумал Галкин, и прорычал лейтенанту:
— Автомат, дай мне автомат!
Группа из семи человек компактно вмещалась в оптическом прицеле.
— Гарно стоим, хлопцы, думаю щось з цього выйдэ, — громко сказал Галкин и нажал на спусковой крючок.
Словно танцоры, доведенные до экстаза, полностью потерявшие силы они валились друг на друга. Тела одинаково неохотно расставались с жизнью. Скрюченные пальцы скребли асфальт, словно пытаясь в пыли найти еще хоть кусочек жизни. А полковник Галкин все стрелял и стрелял, изумляя многочисленных наблюдателей шквалом огня и точностью прицела.
Когда обессиленный страхом и злобой Франц на такси подъехал к больнице, его взору предстала следующая картина: из каждого окна пятиэтажного здания больницы выглядывали больные. Милицейский патруль оцепил площадь, подъехать к парадному было невозможно.
— Эй, люди, что здесь произошло? — спросил таксист у многочисленных зевак. — Опять чеченские террористы взяли заложников?
— Нет, дядя, здесь обошлось без чеченцев. Банду перебили, слышал о “Лиге бокса”?
— А как же, террорезировали всю Москву, — оживился таксист.
Франц откинул голову на спинку кожаного сидения, закрыл глаза.
— Живые-то, хоть остались? — не унимался любопытный таксист. — Сколько человек ухлопали?
— Откуда живым-то взяться? — ухмыльнулся зевака. — Говорят, какой-то генерал взбесился, ухлопал двадцать человек.
Таксист успокоился и сказал Францу:
— Такое нынче в Москве каждый день. Лужков никак не может гайки до упора завинтить. Стреляют банкиров, журналистов, всех подряд. Стреляют все… и менты, и кенты.
“Оригинальная” шутка не произвела должного впечатления. Клиент с закрытыми глазами молчал.
— Эй, земляк, тебе плохо? — встревожился таксист. — Выйдешь здесь или куда поедем?
— Что?.. не-е знаю… поехали куда-нибудь.
Вечером Франц Бялковский попросил Ладнову позвонить из автомата на Петровку. Надежда возвратилась через двадцать минут. Подавленная женщина долго не решалась сказать. Выражение ее лица говорило само за себя.
— Попросили приехать на опознание в морг. В живых никого не осталось.
Франц отдал Ладновой тысячу долларов с просьбой передать инкогнито на похороны погибших. Час спустя он купил билет на поезд Москва— Жмеринка и вскоре уехал домой.
Часть
I. Город детства
Фыркая, словно рассерженный кот, “89-й” возвратился в родную гавань. Вагоны исторического поезда Москва—Жмеринка распахнули двери и пассажиры волной захлестнули видавший виды перрон.
Измотанный страшными событиями в Москве, Франц Бялковский влился в толпу и усталой походкой направился домой.
Несмотря на усталость и безразличие, в глаза бросались некоторые изменения, произошедшие в знакомом быту вокзала. Огромная, невиданная доселе армия в прошлом так называемых спекулянтов с авоськами, сумками, тарелками и пакетами суетилась вокруг. Эти бедные, загнанные жизнью в тупик люди чем-то напоминали десантников. Когда объявили прибытие очередного поезда, возбужденная толпа поспешно бросилась к указанной диктором платформе. В воздухе стоял немыслимый галдеж, где словно молитва звучали слова: “Купить, мужчина! Купить, женщина! Всэ свиженькэ, купить, купить!” Привычный для привокзалки фонтанчик с мальчиком-писюном куда-то исчез. Вместо него на тесном от машин пространстве суетились молодые люди с толстыми пачками украинских денег.
Здесь была другая молитва. Словно заведенные, молодые люди твердили: “Меняем рубли, меняем доллары! Рубли, доллары, меняем, меняем!”
Франц улыбнулся. Сонный провинциальный городок в поисках хлеба насущного превратился в античные Афины.
Первым знакомым, который попался ему на привокзальной площади, был Юрий Мазур, по вынесенному из детства прозвищу “Малыш”. Они тепло поздоровались и бесцеремонно, как это делают старые друзья, принялись рассматривать друг друга.
— Ну, и где ты пропадал, Франц? Я слышал, тебя занесло в Казахстан?
Франц улыбнулся.
— Немного покатался, Малыш, жаль дорогу выбрал не в том направлении что нужно. Не хватило ума сесть на поезд Москва — Париж, сел в поезд Москва—Павлодар.
Малыш засмеялся.
— Напрасно так говоришь, Франек. Считай, по нынешним меркам, ты побывал за границей.
Франц пристально посмотрел Малышу в глаза.
— Ты, безусловно, прав, вот только Париж был добровольной ссылкой бежавших от революции дворян, а Павлодар и ему подобные казахстанские города, — это кладбища сотен тысяч политических ссыльных.
— А зачем ты туда уехал? — поинтересовался Малыш. — Ведь ты, кажется, учился в Черновицком художественном училище?
— Учился, да недоучился, — Франц непроизвольно щелкнул пальцами. — Как говорится, “захавали” меня и согласия не спросили. Решил уехать подальше, хотя от органов вряд ли можна спрятаться.
— Я толком ничего на знаю. Что у тебя произошло в Черновцах?
— Это длинная история. Как тебе коротко объяснить? Мое буржуазное искусство не вписывалось в рамки социалистической действительности.