Возвращение под небеса
Шрифт:
Десять минут пролетели как одна. Обработав царапины и ссадины на моем лице, Спольников улыбнулся мне - грустно, с сочувствием.
Смущенно отведя взгляд, я поблагодарила Антона, и в этот момент как раз кто-то постучал в дверь его кабинета. Ну, вот, блин…
– Одну минутку, - громко обратился Спольников к тому, кто пришел, затем посмотрел на меня.
– Маш, скажи Лёше, пусть поможет тебе обработать оставшиеся раны. Особенно на руках. Так всё это оставлять нельзя…
– Хорошо, - прошептала я, млея.
В эту минуту в кабинет Антона бесцеремонно ворвалась Арина. Девушка была
– Орлов освободился, - заявила она.
– Я ему всё сообщила, он уже идёт сюда.
– Отлично, - сказал Антон, убирая склянки в маленькую коробочку и снова направляясь к шкафу у двери.
– Думаю, что на этом всё.
Вскочив с дивана, я пронеслась мимо Арины и выбежала в коридор. Папа уже шёл мне навстречу.
– Маша!
– спешно снимая маску с лица, отец подошёл ко мне и крепко прижал к себе. Он, как и Спольников, был одет в белый халат.
– Котёнок, ну ты как? Господи Боже мой… Ну, ничего себе….
Отец пришёл в ужас. Медленно качая головой, он разглядывал мои ссадины и раны на лице. Возмущению его не было предела.
– Новая отделка, - «похвасталась» я.
– Нет, это просто уму непостижимо… Я этому козлу голову откручу за такое… Завтра подам жалобу Сухонину, пусть уже начнёт контролировать своих бандитов…
– Ой, пап, я тебя умоляю, это того не стоит… - запротестовала я. Не хватало ещё, чтобы у отца проблемы начались с этими ненормальными.
– Себе дороже с ними связываться…
– Давай-ка собирайся, пойдём домой…. Надо закончить с обработкой ран. Это просто ужас какой-то. Антон, спасибо тебе за помощь.
Отец протянул Спольникову руку, и он Антон сразу же пожал её в ответ.
– Не за что, Лёш. Берегите себя.
– Посмотрев на меня, Спольников добавил: - Машка, выздоравливай скорее.
– Ага… Спасибо Вам, Антон Дмитриевич. До свидания…
Махнув Антону рукой на прощание, я развернулась и направилась в коридор вслед за папой. Неужели я и правда скоро буду дома?..
***
– Ай!
Я вздрогнула и зашипела от боли, отдёргивая руку. Папа подхватил меня за запястье и снова вернул мою ладонь к себе, собираясь прижечь йодом очередную царапину.
– Потерпи немного, малыш, уже почти всё, - хмуря брови, пробормотал отец, внимательно осматривая мои запястья.
– Ещё две царапины - и готово.
– Дэн просто сволочь, - понуро произнесла я.
– Ещё немного, и я бы от кровопотери умерла….
– Ну, от кровопотери ты бы не умерла. Во-первых, раны были не такими страшными, во-вторых, никто бы тебе не дал, но то, что Сухонин - сволочь, факт неоспоримый.
– Мягкая кисточка в очередной раз исчезла в горлышке склянки с йодом. Я подняла взгляд на папу. Он был чрезвычайно бледен, но уже не так взволнован, как в те минуты, когда увидел меня, избитую если не до полусмерти, то, слова не подберёшь, крепко-накрепко.
Мы помолчали. Я наблюдала за папой. Его чёрные волосы, уже с проседью, но не такой уж и сильно заметной, были здорово взъерошены. Он был спокоен, но как разбила его печаль. Сейчас его синие глаза казались самыми грустными на свете. В них горело отчаянное желание справедливости, желание показать,
Мы оба с ним знали, что это ничего не даст - ни борьба с Дэном, ни выяснение отношений с его отцом, ни просьбы о помощи кого бы то ни было. Мы уже столько раз проходили через всё это, и каждый раз хуже становилось только нам самим. Поэтому и мой отец, и я уже давно навсегда уверились в том, что проще смириться и терпеть, всеми силами избегая опасности. Иногда всё же это избегание опасности давало осечку. Как сегодня, например.
Легким и очень осторожным движением отец коснулся моей очередной царапины, теперь уже на запястье. Снова защипало кожу, и я зажмурилась. Отцово желание помочь мне сейчас чувствовалось особенно хорошо: забота, аккуратность, мягкость улыбки, поцелуй в лоб, помощь в лечении последствий произошедшей потасовки, вернее, низкого и отвратительного избиения…
Я знала, что папа сильно мучается из-за того, что не может ничего сделать, что никак не может защитить меня. Для мужчины это в порядке вещей, мучиться из-за того, что он не может предпринять каких-либо действий и попытаться защитить ими свою семью, оградить её от любого зла, пытающегося так или иначе навредить его близким. И, конечно же, мой отец страдал из-за этого вынужденного бездействия. Но, если честно, я уже давно не пыталась помочь ему победить эту муку, подобные попытки были бесплодны, ни к чему не приводили, а порой делали только хуже.
– Маша, посмотри на меня, - обратился ко мне папа.
Я вздрогнула от неожиданности и перевела на него взгляд. Меня ослепил свет офтальмоскопа, и некоторое время я сидела, не двигаясь и всеми силами стараясь не хлопать глазами.
– Хорошо.
– Отец выпрямился и, тяжело вздохнув, кивнул.
– Слава Богу, с тобой всё в порядке. Можно быть спокойными. Без оставшегося у меня Р-тюбика было бы, конечно, совсем туго: и ссадинами, и с кровоизлияниями, и со всем остальным…
Закрыв глаза, я усиленно массировала веки, пытаясь избавиться от неприятного ощущения, оставленного ярким светом офтальмоскопа.
– На этот раз ещё более или менее обошлось, но неизвестно, что будет потом… Доколе только терпеть это всё?...
– Я вздохнула, качая головой, и кинула взгляд в сторону зеркала, стоящего на тумбе.
– Ууу, красавица, ничего не скажешь.
Всё моё лицо выглядело жутко из-за ссадин и синяков, а с кусками пластыря и рыже-красными йодовыми сетками - вообще атас. Мне и так казалось, что я была очень несуразной: худая и бледная брюнетка с узким лицом и острым носом, а тут ещё и это. Я повнимательнее пригляделась к своему отражению.
Нет, я, конечно, не была страшной, но и чего-то особо прекрасного искать во мне не найдёшь. Про меня можно было смело сказать так: одна из миллиона. Лицо у меня было обычное, на любителя, телосложение худощавое, рост - самый средний из всех средних. Свои темные, почти черные волосы я всегда стригла в стиле «гаврош». Они были не слишком-то короткими, но и совсем недлинными: той самой длины, которая исключала лишнюю возню. А вот за красивые глаза спасибо папе - они у меня были загадочного сине-голубого цвета. Такие поди, найди.