Возвращение принцессы
Шрифт:
— Я ничего не отмывал! — заорал Дима, побелев от ярости. — Я вам, мадам, не прачечная! Я просто вовремя начал! Вы еще кармизмом-фридеризмом бедным детям котелки забивали, а я уже свое дело раскручивал! С нуля! Вот этими руками! Плюс Левкин нюх и Левкина оборотистость! Три года как заведенные! Ни сна, ни отдыха…
— Ну так что, пожалеть тебя? — зло прищурилась Нина.
— Ты пожалеешь, — хмыкнул Дима. — Со своей спесью высокородной, с гонором своим, пятак ему цена.
— Открой дверь! — Нина потянулась к ручке.
Ей было худо — тело сотрясал
— Сиди! — рявкнул Дима, перехватив ее руку. — Куда ты, такая, в три часа ночи? Сиди, я тебя до дома довезу.
— Выпусти меня, мне плохо! — Нина умоляюще посмотрела на него и призналась, помешкав: — Я водку вообще не пью. Хлопнула двести грамм на голодный желудок…
— A-а… — Какое-то время Дима обалдело молчал. — Так это мы сейчас закусим… И запьем.
Он рванул машину с места. Миновали пару-тройку домов — вот он, ночной магазинчик под нарядной вывеской. Благословенны новые времена, да здравствует дух свободного предпринимательства! Что бы они делали раньше в ночной Москве? Полночи волоклись бы в шереметьевскую ресторацию, потом оставшиеся полночи уламывали неподкупного швейцара… То ли дело теперь, когда на каждом углу, у каждого перекрестка — бар, мини-маркет, казино, ночной ресторан…
— Может, в ресторан? — предложил Дима.
— Ну да. — Она нервно засмеялась. — В мой. В наш. У Жоры глаза на лоб вылезут. Ты — за столик, я — к мойке. Каждому — свое.
— Нет, ну зачем туда-то? Здесь недалеко, на Рождественке, — дивное местечко…
— Дима, — вздохнула Нина. — Предложение, конечно, интересное… Только я ведь плащ на свои опорки надела. В которых я лестницы драю.
С каким-то веселым вызовом она расстегнула пуговицы плаща — мол, смотри, любуйся. Не забывай, с кем имеешь дело. С посудомойкой-уборщицей. Я тебе не Лолитка твоя в прикиде от Диора. Вот моя рабочая роба. Униформа стареющей Золушки, проворонившей все свои балы, упустившей всех своих принцев.
— Я, между прочим, тоже, — хмыкнул Дима, быстро расстегивая пальто, — не для выхода в свет одет. Твоя наследница меня разбудила с воплем: «Скорее! Спасайте маман!..» Нет, ну я не в пижаме, конечно, но все же…
Он был в стареньком «хэбэшном» джемпере и в джинсах.
Они взглянули друг на друга и улыбнулись, не сговариваясь. Сразу все стало проще, легче, свободней.
— Ладно, — сказал Дима. — Сиди, жди меня. Я мигом.
Он вышел из машины и исчез за дверями ночного магазина. Едва дождавшись, пока он скроется, Нина повернула к себе зеркальце заднего обзора. Оглядела себя в нем критически, придирчиво. Черт, ни помады с собой, ни карандаша — глаза подвести… Впрочем, что тут сейчас подводить — заплаканные глаза с припухшими веками? Волосы подколоты кое-как Она вытащила заколку, пару шпилек — волосы упали на плечи. Все, что у нее осталось от былой красы, — густая грива цвета воронова крыла да походка. Умение держать спину. Прямая спина, отменная стать… Порода, господа. Порода!
Может быть,
И Нина, решительно подняв волосы вверх, щелкнула заколкой. Старая дура! Еще час назад, дрожа от благородного гнева, шла громить его лавку, а теперь крутит головой у зеркальца, поправляет челку, губы накусывает, чтобы были ярче… Дура. Нужна ты ему! Он сам тебе это сказал.
Дима выскочил из магазина, прижимая к груди пакеты со снедью. Сел в машину, веселый, деловитый. Раскидал пакеты по заднему сиденью, один, самый большой, поставил Нине на колени.
— Давай, — сказал он, заводя мотор, — подкрепляйся. Тебе — как? Тебе лучше?
— Мне лучше, — кивнула Нина, открывая пакет, набитый всякой всячиной. — Это что? Фисташки? А это что за овощи?
— Это фрукты, — рассмеялся Дима. — Забыл, как называются… Помесь фейхоа, авокадо и киви… Дегустируй!
Ей совсем не хотелось есть. Но все это гастрономическое великолепие покупалось для нее, выбиралось им тщательно…
И пока он вез ее ночными московскими улицами, Нина усердно грызла орешки, вскрывала какие-то обертки, разворачивала тончайшие пергаментные кружева, освобождая от них корзинку с засахаренными фруктами.
— Это Вовке… — прошептала она восхищенно. — Можно?
— Вон. — Дима молча кивнул на пакеты, лежащие на заднем сиденье. — Там все это есть… Это для него.
— Спасибо. — Нина взглянула на него благодарно.
Он смотрел прямо, на ночное шоссе Свет фонаря выхватил из полутьмы его профиль: высокий выпуклый лоб, крупный нос, чуть-чуть привздернутый вверх, самую малость… И подбородок — крупный, волевой.
Дима повернулся к ней и перехватил ее взгляд. Она вздрогнула и отвернулась Еще подумает, что она им любуется! Дудки. Она смотрит в окно.
— Там еще «Мартель», — сказал Дима. — Нашла? И рюмки. Я купил рюмки.
— Я пить не буду, — отрезала Нина.
— Будешь. — Дима притормозил возле кромки тротуара. — Будешь, будешь. И я с тобой выпью.
Он достал бутылку «Мартеля» и коробку с рюмками.
— Давай, как микстуру! — Дима отвинтил крышечку.
Нина наконец повернулась к нему. Он налил коньяку в две рюмки на треть, символически, протянул одну рюмку ей и сказал, улыбнувшись:
— Ну? Тебе не помешает… Давай, по капельке. В лечебных целях. Как рыбий жир.
— Скажешь тоже, рыбий жир, — поморщилась Нина. — Гадость такая!
— Давай! — Дима поднес свою рюмку к Нининой.
Выпили молча.
— Знаешь, — произнес он вдруг негромко. — Я давно хочу тебе объяснить… Нет, не оправдаться! Я ни в чем перед тобой не виноват. В принципе… Но когда ты кричишь «Новый русский…»
— Я больше не буду, — торопливо вставила Нина.
— Подожди! — Дима досадливо поморщился. — Не перебивай. Я не открещиваюсь Новый, так новый. Ничего позорного в этом нет. Никакого криминала. Дело не в этом…