Возвращение Прославленных. Книга 2
Шрифт:
…Мэдлин подошла к двери Пита и постучала. Она тоже волновалась, расправляя шёлковые складки на пышной юбке. Питер открыл, и Мэд сразу заметила, как он был бледен и встревожен.
— Что случилось? — спросила его девушка. И его волнение мгновенно передалось ей.
Она заткнула за ухо красивую кудряшку, так как тут же забыла и про бал, и про платье.
— На, прочти вот здесь, — Питер протянул ей тетрадь.
— Что это? — спросила Мэдлин.
Она взяла у него из рук пожелтевшие страницы и плюхнулась на диван.
— Это дневних Хьюго Хармуса, — разъяснил Питер.
— 13 октября 1525 года, — прочла вслух Мэдлин.
Она
— Так эта запись сделана Хьюго в день начала Ужасной битвы?
Питер кивнул. Мэд углубилась в чтение:
— «Она такая красивая. Никого я не обожаю так, как прекрасную дочь Георга Петрюссона…» Петрюссона? Хьюго любил дочь твоего предка?!
Питер снова кивнул и попросил:
— Читай дальше…
— «Я её обожаю. Боготворю…Я увидел Нуалу год назад на рождественском балу в Медикате и понял, что никто мне не нужен, кроме неё. Она протанцевала со мной всего лишь один танец, и была всего лишь вежлива. Но я точно знаю, что женюсь только на ней. Но она почти не выходит из дома. Я ей пишу, но она не отвечает. Я попытался сойтись с её отцом. Приходил на все его дурацкие открытые лекции по снадобьям, чтобы подружиться, но он холоден со мной. После я попытался сблизиться с женой Петрюссона — Бригиттой, она редактор местной газеты, и я каждый день ходил к ней на работу подавать глупейшие объявления. Но она тоже осторожна. Но как же я ещё могу увидеть их дочь?! Их сын, Бриндан, жуткий задавака. Учится первый год в Мастерских Стоунбона, и не обращает на меня никакого внимания. Петрюссоны почти не выпускают из дома мою драгоценную Нуалу.
…А сегодня, когда я шёл по рыночной площади Города Чудотворцев, вдруг увидел её. Она стояла в толпе подруг и смеялась. Я подошёл ближе, боясь, что она меня даже не вспомнит, но Нуала назвала меня по имени. Она сказала, что приехала с подругами на Ярмарку за покупками, а потом улыбнулась и добавила: «Да, Хьюго, конечно, я помню вас. Вы были забавны». Повернулась и ушла.
Малумы ещё не готовы. Сражение до конца не продумано. Но я должен забрать Нуалу себе прямо сегодня. Пока она рядом. В городе Чудотворцев. Ждать больше у меня нет сил….»
Дальше текст обрывался, шёл пропуск, но через несколько страниц записи продолжались. Почерк Хьюго в них стал более размашистым и нервным.
«14 октября 1525 года.
Сначала всё было хорошо. Я сказал, что спас её от чёрных сил и теперь занимаюсь тем, чтобы спасти её семью. Она поверила. Она молится, но верит мне.
А сегодня мне доложили, что она сидит в комнате и рыдает. Оказывается, мать прислала ей с голубем известие. И Нуала прочла в письме правду. Я собственными руками свернул этой гадкой птице голову. Но когда я зашёл к Нуале, она сказала, что лучше умрёт, но не будет с таким чудовищем как я.
Я думаю, она со временем успокоится. Я приставил к ней слуг из консунтов, чтобы Нуала ни в чём не нуждалась, но она их боится».
«24 декабря, 1525 года.
Нуала сбежала. Консунты разыскивали её, но тщетно.
Я выбежал во двор, думая, что она кинулась к Городу Чудотворцев, но нет. Кармы хорошо сторожили все входы и выходы. И тут я увидел её. Она стояла на башне.
Я кинулся к ней, но она смотрела на меня, как на что-то ужасное и омерзительное. Нуала оттолкнула меня и спрыгнула вниз.
Я сбежал туда, где она лежала. Я сам закрыл ей глаза и поцеловал в окровавленные губы. Но я не мог
Тогда мы с Джейкобом отнесли Нуалу вниз в мастерскую и сшили из неё консунта. Я собрал её такой, какою она была. Лишь руки пришлось заменить на чужие, ибо на руках проступали рисунки её рода, которые могли ей напомнить о том, кто она была. В Нуале кровь бога силы и плодородия Кернунна. У тех, кто из его рода, на левой руке появляются знаки, направляющие их по жизни. Если меняется жизнь, меняются и их знаки. Левое предплечье Нуалы было покрыто рисунками цветов и звёзд. И я безжалостно от них избавился…Я дал ей новое имя. Перевернув её старое. Теперь, потеряв память, она останется навсегда в моей власти. Я заставлю её полюбить себя. Теперь ты моя навеки — драгоценная Алаун»…
Мэдлин потрясённо замолчала.
— Это значит, что Алаун — это Нуала. Моя родственница, — сказала Пит.
— Пойдём же скорее. Скажем ей! — вскочила Мэдлин и потянула Питера к выходу. — Алаун с Тафари отправились на бал, я встретила их по пути сюда.
…В Зале Солнца было шумно и весело. Играли музыканты. Столы ломились от угощений. Но присутствующие поглядывали на то, что происходит за главным столом. Там, где сидели Прославленные. Гости наблюдали, как ремесленники собрались в кучу, как что-то читали. Потом плакали, хватались за лица, обнимались.
Наконец, Сиридин с Носиком, не выдержав, подошли и напряжённо спросили у ремесленников:
— Что случилось? Опять какие-то дурные вести?
Питер, обнимая плачущую Алаун, обвёл радостным взором толпу и громко сказал:
— Всё хорошо! У нас радость! Я нашёл сестру! И надеемся, теперь у нас каждый день будут только радостные вести! Ура!
Визидары подняли бокалы, подхватили Ура! И стали друг с другом чокаться по-визидарски, поздравляя с Рождеством.
Сиридин объявил танцы. Заиграли свирели и фиддлы, раздались звуки арфы и волынки. Все кинулись в пляс. От дружного топота на праздничной ёлке подпрыгивали игрушки. На столе среди тарелок, в окружении каких-то, несомненно, достопочтимых бурозубиков-визидарцев, отплясывал Кланки с дочерью. И в такт прыжков, подскакивало его единственное ушко.
Обняв за широкую талию повариху Сисилию, кружил еёв танце счастливый Мак Дара. А она, хохоча, успевала кормить его заварным печеньем в виде башмачков, которые горстями черпала из необъятного кармана юбки.
В этой весёлой сутолоке к раскрасневшейся Бёрнис подошла Янмей. Она протянула девушке букет нежных белых цветов, с которых шлейфом рассыпались маленькие звёздочки.
— Это тебе от Уильяма, — сказала на ушко Бёрн Янмей, когда та ласково склонилась к ней.
Потом девочка взяла Волчицу за руку и подвела к Уильяму.
— Цветы зимой. Так мило. Спасибо, — улыбнулась ему Бёрнис.
— Ты вплетёшь их летом себе в волосы, чтобы прокатиться со мной в лодке по Счастливой реке? — спросил он её в ответ.
Щёки Бёрн вспыхнули, и она утвердительно закивала головой.
А радостная Янмей побежала к Мэдлин, ловко лавируя между веселящихся гостей. На дне корзины у девочки было ещё один нежный букетик лилелои.
Пит стоял у стола с подарками — как раз внесли новую партию. Кто-то в большой дутой клетке прислал Прославленным двух пёстрых погодных курочек. Их и рассматривал Питер, когда к нему подошла Мэдлин. Букет из лилелой она прикрепила на груди.