Возвращение Скорпиона
Шрифт:
Точнее — бабы.
Ба-бы…
Глава одиннадцатая
Малоприметная, серая как мышь "Волга" с паном Мошкиным во чреве едва бросила якорь у тротуара, а я был уже к тому времени в районе городского телеграфа своим человеком: купил у молоденькой продавщицы мороженого эскимо, покалякал с ней о том о сем, а точнее, ни о том ни о сем, съел эскимо, а потом приобрел в киоске местную газету и секанул ее на предмет наличия некой интересующей меня информации.
Информации не было.
Однако же, невзирая на грусть, я все эти полчаса — и вкушая мороженое, и листая газету, — ни на секунду не прекращал обозревать прилегающую к двухэтажному зданию телеграфа территорию, и посему, когда мошкинская "Волга" пришвартовалась, я словно чёртик из табакерки нарисовался возле ее багажника и, рванув заднюю дверь и одновременно вытаскивая на скаку последний трофей — "макаров", юркнул на пустое сиденье и, приставив ствол к стриженому квадратному затылку столь же квадратного, в белой футболке, под которой внушительно бугрились хорошо искусственно развитые куски мышц, паренька, восседавшего рядом с "рулевым" Мошкиным, попросил:
— Пожалуйста, никому не шевелиться, а то будет бо-бо.
Гора мышц, ощутив кожей черепа сталь, вздрогнула и растерянно попыталась посмотреть на руководителя, однако я слегка, не до крови, двинул рукояткой по полулысой голове:
— Кому говорю — смирно, Геракл хренов!
"Хренов Геракл" на этот раз, похоже, всё понял и головой крутить перестал. А я обратился к застывшему как в детской игре "замри — отомри" столпу местного общества. Обратился мягко и с укоризной:
— Вы очумели, недополковник? На кой ляд притащили с собой ребенка?
Бревнообразная шейка "Геракла" побагровела. Не то от обиды?
— Ладно, — вздохнул я. — Время — деньги, а потому контрольное напоминание: без команды не дёргаться. А теперь… Сперва ты, юноша. Ты, часом, не левша? А?! Не слышу!
— Н-нет… — как паровоз выдохнул парень.
— Прекрасно! Тогда залезь-ка, будь ласков, левой ручкой в правый карманчик и зацепи свою пушку мизинчиком и большим пальцем. Уловил? Только мизинцем и большим.
Не скажу, что этот шкаф моментально бросился исполнять мою просьбу — он все ж таки опять ухитрился искоса глянуть на Мошкина. Тот сидел словно наложивший в штаны Зевс-Громовержец. Но — наконец кивнул.
"Шкаф" чуть пожал необъятными плечами и сунул руку в карман. Левую — в правый, для чего ему пришлось принять в некотором роде позу штопора.
Когда оружие (не исключаю, что табельное) появилось на свет божий, я приказал:
— На пол.
— Кто?! — как дурак удивился он.
— Не "кто", а "что". Ствол на пол, дубина! А грабли — к стеклу.
Он подчинился, и я перешел к Мошкину:
— Та же самая медицинская процедура. Что вы не левша, мне известно точно.
Когда и вторая пушка (эта уж стопроцентная табельная) полетела на пол,
— Довольны?
Я помотал головой:
— Совсем не доволен. Хоть убейте, не пойму, зачем вам вздумалось осложнять обстоятельства нашего рандеву. Не разъясните?
Подполковник молчал, и я обратился к амбалу:
— Ну а ты, Санчо-С-Ранчо, слушай в оба уха. Сейчас выйдешь из машины и потопаешь вперед, аккурат вон до тех старорежимных часов. Станешь под ними как обманутый влюбленный и будешь стоять, покуда не позовут. Понял? А мы с твоим славным командиром потолкуем о делах. Ну, пошел!
Когда он столбом замер под часами, я спрятал "макаров" в карман и полез за сигаретами, поглядывая то на Мошкина, то на его подчиненного, топтавшегося метрах в тридцати от нас. Прикурил.
— А теперь у меня к вам вопрос…
И вдруг он взорвался как маленький вулканчик.
— Нет! Это у меня к вам вопрос! И не один! Как… Как вы посмели разговаривать со мной в таком тоне в присутствии подчиненного?! Вы что, не соображаете, что подрываете мой авторитет? Вы вели себя так, словно я не милицейский начальник, а подельник какого-нибудь бандита! А этот парень — обыкновенный оперативник, что он может подумать?!
Я усмехнулся:
— Слушайте, коли вы взяли его с собой, значит, он не "обыкновенный оперативник", а ваш прихвостень. Это раз. Второе. Вы — действительно подельник какого-то бандита, надеюсь, скоро уточню, какого именно. Ну и насчет авторитета… Тут, каюсь, был неправ. Просто, извините, не думал, что в предвкушении бриллиантового изобилия вас еще волнуют такие вещи, как служебный авторитет. Всё?
Мошкин побелел:
— Нет, не всё! Зачем вы у… у…
— Рожайте побыстрее, — попросил я. — И пожалуйста, потише.
— Зачем вы… убили их? — наконец пропыхтел он. — Мы об этом не договаривались!
Я прищурил один глаз.
— Эй, а разве мы вообще договаривались хоть о чем-то подобном?! И потом, вы что, дитя неразумное? Я спросил их адреса. Вы — дали. Не догадываясь, зачем?
Его худое лицо напряглось.
— Я не предполагал, что вы их убьете!
— Конечно-конечно! Вы предполагали, что по попке отшлепаю. Слушайте, давайте-ка по крайней мере в данном пункте расставим точки над "i". Я не люблю, когда чересчур много плохих людей — подчеркиваю: п л о х и х — знакомы со мной лично. Эти, считай, — были знакомы. Они подошли ко мне слишком близко.
Мошкин буркнул:
— "Плохих"! А вы, разумеется, ангел с крыльями!
Я возразил:
— Не ангел. И без крыльев. Но они, дешёвки, еще хуже меня. Особенно… м-м-м… эти двое. Ладно, хрен с ними. К тому же они меня, в нашу предыдущую встречу за тыщу вёрст отсюда, просто-напросто оскорбили. Они обращались со мной точно с подзаборным пьянчугой, да еще и обозвали папашей. А такое не прощается. Ну а коли уж быть почти до конца откровенным, то одновременно я сей акцией провел и некий психологический тест, касающийся уже вас, господин подполковник.