Возвращение Скорпиона
Шрифт:
— Иди в спальню, — повторила она.
Эдик обиделся:
— Это еще почему? — Ему явно хотелось пообщаться с иностранцем.
Не отрывая от меня очень внимательных и очень напряженных глаз, женщина бросила:
— Ты оглох?
Эдик вздохнул:
— Ну иду, иду… — Пожал плечами, и — мне: — Ай эм сорри1, мистер!
Я тоже пожал.
— Нот эт олл,2 сэр.
Когда красные трусы исчезли за горизонтом, хозяйка дома презрительно фыркнула:
— Ну? Теперь скажете наконец, кто вы
Я сдержанно улыбнулся:
— Конечно. Я — старый знакомый вашего покойного мужа.
От ее презрения вмиг не осталось и следа…
Мы сидели на кухне, и чайник стоял на плите.
— Я не хочу чай, — предупредил я, когда мы еще только вошли. — И вообще ничего не хочу.
— Я хочу. — Тон ее был столь же ледяным, сколь и взгляд.
— Ну-ну… — Не дожидаясь приглашения, я опустился на табуретку.
Инна поставила чайник на плиту и уселась напротив, опершись локтями на стол. При нормальном освещении я увидел, что кожа ее по-девичьи гладкая и нежная, хотя по моим прикидкам ей никак не могло быть меньше…
— Тридцать шесть, — сказала она.
Я растерялся.
— Что?..
Она усмехнулась:
— Мне тридцать шесть лет, а мальчику, который пошел в мою спальню, двадцать шесть. Что еще вас интересует, адмирал?
— Господи-боже! — всплеснул я руками. — Да меня и это абсолютно не интересует! — Эх-х, чувствовали бы вы, что чувствовал в тот момент я. Злейшему врагу не пожелаешь!
И вдруг…
И вдруг она улыбнулась. Не так чтобы очень — похоже, вообще была не из улыбчивых, но всё же.
— Ладно, извините. И расслабьтесь. — Пояснила: — Просто… Просто как-то это всё неожиданно.
Я энергично подхватил:
— Конечно-конечно, я понимаю! Но, к сожалению, уже завтра я должен быть в другом городе… — Помолчал. — Не против, если закурю?
— Курите. — Она встала, мелькнув стройными белыми ногами, потому что пеньюар на миг разлетелся едва ли не до пояса, и тотчас же вернулась с взятой с подоконника пепельницей.
Я протянул пачку ей:
— А вы?
— Нет, спасибо, у меня недавно болела голова.
Я чуть не поперхнулся дымом.
— Так что же вы…
Инна подперла щеку рукой.
— Я сказала — недавно. Уже не болит.
— Ну, вы даете! — Я замялся: — Нет, конечно, я тут посторонний…
Она нахмурилась:
— А тут все посторонние.
Я тактично кивнул в предполагаемом направлении спальни:
— И… Эдик?
Инна рассмеялась:
— Эдик — самый посторонний. Неужели не ясно, для чего он здесь?
Я не стал прикидываться лопухом и девственником.
— Да в общем-то, ясно. — Слушайте, эта женщина поставила меня в тупик. Я-то рассчитывал… Хотя на что я рассчитывал? Что посижу, пособолезную, попредаюсь воспоминаниям
— Ну а что же мы не вспоминаем усопшего? — вдруг как-то странно произнесла Инна (я даже испугался — неужели действительно телепатка?!). — Вам рассказать о его последних днях? Или часах?
Я вздрогнул:
— Да понимаете… Понимаете, Инна, дело в том, что мы с ним работали тогда вместе. Короче, мне почти всё известно.
Теперь кивнула она:
— Ага. Вам почти всё известно, и разница между ним и вами лишь в том, что вы живы, а он…
— Пожалуйста, не надо, — мягко попросил я. — Не изводите себя, а то, честное слово, я уже жалею, что приехал.
— Жалеете?! — Инна уставилась на меня изумленными глазами. — Погодите, да вы случаем не вообразили ли, что я — безутешная вдова?
Моя челюсть отвисла едва не до пепельницы.
— Но…
Она усмехнулась:
— Ничуть не бывало! Он был плохим мужем, плохим отцом и вообще — порядочной сволочью. Правда, денег оставил… Да, денег хватит еще надолго. — И неожиданно посмотрела невинным взглядом маленькой девочки: — Послушайте, а это часом не вы его?
Я взвился как ошпаренный:
— Да вы что?!
Инна равнодушно пожала плечами:
— Ну, не вы, значит, не вы. Чего орать-то?
Я снова сел. Потому что ощутил предательскую дрожь в коленках. А еще… А еще я вспомнил внезапно, как почти год назад… нет, не точно такую же, но похожую тираду слышал в адрес Серого из уст Маргариты. Дьявол, да что ж это за проклятье такое! Да неужели ж никто из н а с даже после смерти не заслуживает ни единого доброго слова?! И что же тогда скажут когда-нибудь обо мне? "Когда-нибудь"… Вполне вероятно — очень и очень скоро.
Зубы мои крепко сжались.
— Не понимаю я вас…
Ее тонкое лицо не изменило своего безучастного выражения.
— Остыньте и не берите в голову. Всё прекрасно, и жизнь в том числе. Правда, для нового — и главное, счастливого — брака трое детей это, конечно, многовато. Однако не в браке счастье: в этом я убедилась давно. А детей я очень люблю. У них сегодня праздник — ночуют у бабушки. Ну и… Ну и у меня… праздник. Ясно?
— Ясно. — Я полез во внутренний карман куртки, и в это время засвистел чайник.
Инна вскочила, а когда с сахарницей, чашкой и блюдцем вернулась за стол, перед ней лежал продолговатый конверт.
Она удивленно вскинула брови:
— Что это?
— Письмо, — неуклюже сострил я.
Она улыбнулась:
— От кого?
Я тоже неуверенно захихикал, однако сказать ничего не успел…
— С того света?
Хихиканье мое захлебнулось. А Инна взяла конверт, открыла, заглянула внутрь, и…
— Что это?! — Теперь уже не улыбалась и она.
Я вздохнул: