Возвращение тамплиеров
Шрифт:
Однажды — дело было весной 1987 года, учебный год еще не окончился — Гельмут просто исчез. Уехал, почти ни с кем не попрощавшись. Он покинул Болонью и, видимо, вернулся в Германию. Тут же о нем пошли нехорошие слухи, поползли всяческие сплетни, которые ранили Джакомо до глубины души.
Джакомо отвел Гельмута в просторную и холодную комнату, и тот сразу же лег в постель. Поначалу он лежал закрыв глаза, потом открыл их: похоже, его внимание привлек цветочный узор на потолке. Наконец, сделав над собой усилие, он медленно
— Джакомо, я вернулся сюда как друг, и ты встретил меня как друга.
— Прошу тебя, не нужно благодарностей.
— Хорошо, — ответил Гельмут, по-прежнему глядя в потолок. — Но все же мне надо тебе кое-что объяснить.
— Как хочешь. Мне кажется, будто мы расстались только вчера.
— Я уехал в мае, правильно?
— Да, и я опасался, что как-нибудь нечаянно обидел тебя.
— Мне известно, что здесь говорили на мой счет. Будто я украл деньги института.
— Я никогда не верил этому.
— Но тем не менее это правда. — Джакомо никак не реагировал. Гельмут продолжал: — Мне нужны были деньги, и я взял их с намерением вернуть прежде, чем администрация заметит пропажу. Но ничего не вышло, мне пришлось скрыться. Все же я твердо решил вернуть взятое.
— И вернул?
Гельмут сделал утвердительный жест.
— Институт решил отнестись к этому как к временному заимствованию, а кроме того, ему хотелось избежать скандала. Поэтому на меня не заявили в полицию.
Джакомо оценил это признание по достоинству. Оно проливало свет на то, что оставалось неясным, и доказывало, что его вновь обретенный учитель и друг тоже может по-человечески ошибаться.
Следующие несколько дней — Гельмут говорил, что приехал в Болонью исключительно ради встречи с Джакомо, — они провели вместе, и молодой человек отложил все прочие дела.
Падре Белизарио встречался с Гельмутом и долго разговаривал с ним наедине, пока шло заседание руководящего совета лиги.
Разговор касался духовных тем — так Гельмут в общих словах обозначил суть своей беседы с монахом. Но у Джакомо осталось ощущение, будто они уже были знакомы ранее, — ощущение скорее неприятное. До того молодой человек думал, что судьба подарила ему сразу двух духовных руководителей. Оба питали к нему отцовскую любовь и осеняли покровительством, удачно дополняя друг друга.
Члены лиги устроили в честь иностранного гостя выступление импровизированного хора в дворике скита. Пение оказалось неожиданно красивым.
Естественно, Джакомо поспешил познакомить с Гельмутом и Яирама. Ближе к вечеру оба — юноша и его наставник — отправились туда, где Яирам играл на пианино в составе небольшого ансамбля: электрогитара, кларнет и ударник. Все исполнители были однокурсниками. Танцевальный зал пустовал, и четверо молодых музыкантов-любителей разучивали какие-то современные джазовые партии. Но задача была отнюдь не из простых и явно превосходила
Пока Гельмут молчаливо внимал музыке, Джакомо обменялся с Яирамом несколькими саркастическими репликами по поводу наспех собранного оркестрика. Потом все трое отправились ужинать в тратторию в центре города. Джакомо старался, наверное даже слишком, создать дружеский треугольник. Но, вопреки ожиданиям, результат получился обратный. Укрывшись за стеной формальной вежливости, Гельмут и Яирам не сделали ни одного жеста, не произнесли ни единого слова, чтобы развеять сдержанность, за которой таилась неприязнь, если не враждебность. Так и тянулся этот бесконечный ужин. Даже вино, в изобилии предложенное Джакомо, не сняло неловкость. Иногда Гельмут и Яирам встречались взглядами, но тотчас отводили глаза.
В конце ужина, после долгого гнетущего молчания, Гельмут неожиданно обратился к Яираму с вопросом:
— Синьор Винчипане, вы знаете арабский язык?
Застигнутый врасплох, юноша ответил, покраснев:
— Немного читаю и пишу.
Джакомо поразили эти две фразы еще и потому, что далее разговор не получил никакого развития.
Позднее, когда Яирам ушел, Джакомо не мог не задать вопрос, мучивший его:
— Почему тебе не нравится Яирам?
— Он твой друг, но это не значит, что он должен быть и моим, — ответил Гельмут. Потом с улыбкой добавил: — У меня впечатление, будто он хотел спрятать свою душу в раковине.
— То же впечатление произвел на меня и ты.
— Но раковины могут быть и пустыми, — сказал Гельмут, задумавшись, словно обращаясь к самому себе. Потом снова улыбнулся: — Возможно, он просто ревнует. Хочет быть твоим единственным другом. Зная тебя, не удивляюсь этому.
Вечер был теплый. Ветер доносил с холмов первые весенние запахи.
— Яирам… Яирам… — повторил Гельмут, словно обдумывая что-то. — Очень древнее имя. Христиане давали его неверующим, мусульманам, которые шли к ним в услужение. Однако пора домой, завтра рано утром мне надо ехать.
— Кто же так рано ложится спать?!
Утром — Гельмут уже уехал — старый Ансельмо, всегда крайне немногословный, появился в столовой, где завтракал Джакомо.
— Простите за беспокойство, молодой хозяин, — произнес он, обозначив свое присутствие легким покашливанием.
— Что случилось?
— Пропал один из кубков семнадцатого века.
Джакомо отпил кофе и спросил:
— Вы уверены? Когда пропал?
— Вчера после обеда все четыре были в горке. Знаю точно, потому что привык видеть их там каждый день.