Возвращение тамплиеров
Шрифт:
Больше они не говорили ни о чем. Джакомо ожидал, что придется давать объяснения насчет пропажи драгоценной чаши, но отец ни словом не упомянул о ней.
Международный съезд ассоциаций гуманитарного характера открылся в Риме 17 марта, в пятницу утром. В старинном палаццо в районе Трастевере, принадлежавшем одной крупной католической организации, собралось около ста представителей кружков, обществ, лиг, братств, сект, конгрегаций, съехавшихся со всей Западной Европы и даже из Соединенных Штатов, от «Братьев Земли» до «Часовых Неба». Названия были самые разнообразные, порой
Джакомо прибыл с некоторым опозданием и нашел, что огромный зал, помпезно расписанный одним сабинским художником эпохи барокко, совершенно не подходит для проведения такого съезда.
Больше всего собрание напоминало базар, где торговали словами и жестами. Стулья были сдвинуты со своих мест, и участники, разделившись на группы и группки, использовали их по-разному: кто как опору для вытянутых ног, кто садился на них задом наперед, положив руки на спинку, кто вставал, чтобы его лучше слышали. Оттого что без умолку говорили все сразу, в зале стоял оглушительный шум. Комическую ноту в этот беспорядок вносил молодой человек в очках (похожий на церковного прислужника, но в пиджаке и брюках), сидевший в одиночестве за столом президиума и безнадежно хлопавший в ладоши, пытаясь создать хотя бы видимость порядка.
Джакомо думал было уйти, но остался, потому что участники конгресса окружили его и стали дружески обстреливать вопросами, от которых он не хотел уклоняться. Более того, подобно многим другим, он тоже достал ручку и принял участие в лихорадочном обмене именами, адресами и номерами телефонов. Он знал, что, выйдя оттуда, почти наверняка выбросит эти клочки бумаги, но в тот момент предпочел принять участие в игре или коллективном ритуале, который, казалось, захватил всех.
Большинство участников съезда состояло из молодежи, но встречались и люди среднего возраста. Женщин было мало, зато очень много оказалось цветных, особенно среди священников. Одеты все были очень по-разному — от экстравагантных нарядов до классических строгих костюмов. По одежде можно было проследить разницу в общественном положении и национальной принадлежности участников съезда.
В полдень зал опустел — участники совещания разошлись по ближайшим тратториям. Было очевидно, что многие приехали в Рим скорее для того, чтобы устроить себе короткие, но приятные каникулы.
После обеда началась наконец настоящая работа. Стулья выстроили аккуратными рядами, за столом президиума сидели все, кому положено, и был даже поставлен микрофон для переводчиков. Выступления следовали в заранее установленном порядке, и партер отвечал на них жидкими аплодисментами, а иногда и откровенными зевками.
Но губительный риск скуки был предотвращен. Это произошло благодаря тому, что делегаты быстро стали обсуждать вопросы реальные и насущные, а не обозначенные в официальной программе. В итоге кое-что прояснилось. Координация гуманитарных акций между различными обществами оказалась делом сложным и трудным, во многом зависящим от местных условий. Наладить ее относилось к области иллюзий. Каждая ассоциация стремилась заявить о себе и получить какую-нибудь
Эта своего рода провокация — Джакомо пошел на нее совершенно сознательно — дала новое направление работе съезда. Все, кто просил слова после него, делали именно то, что и требовал регламент, — либо одобряли его слова, либо возражали. Страсти разгорелись нешуточные, и Джакомо было приятно оказаться в центре внимания. Он был доволен, что не напрасно приехал в Рим. Наверное, его отчет немало позабавит братьев по лиге.
Заседание закончилось поздно вечером. Джакомо получил множество приглашений на ужин, но вежливо отклонил их: у него не было никакого желания продолжать совещание за столом.
В субботу утром съезд продолжил работу. Конкретных предложений высказывалось мало, зато споров вспыхнуло много. Бесконечные выступления почти не представляли интереса. По сути, началась борьба, где все занимали оборонительную позицию: каждый оратор утверждал, что у его организации намерения самые чистые, а работа — самая продуктивная.
Во время перерыва на обед Джакомо, и на этот раз предпочтя держаться в стороне от дискуссий, столкнулся с дилеммой: участвовать в следующем заседании или же пренебречь им и отправиться посмотреть Авентинский собор. Ему не терпелось побывать там, но долг опять взял верх. Лига послала его в Рим не для туристической прогулки.
В длинном фойе, ведущем к залу, к Джакомо вдруг подошел какой-то незнакомец:
— Если не ошибаюсь, господин Джакомо Риччи из Болоньи? Поздравляю вас со вчерашним выступлением. Выразительно и точно. Вы вскрыли лицемерие и тайные амбиции здесь присутствующих. Как говорится, богу — богово, кесарю — кесарево.
Джакомо улыбнулся и решил, что человек этот скорее всего иностранец. Хотя он и говорил на безупречном итальянском языке, все же в речи его слышался едва уловимый англосаксонский акцент. Юноша внимательно посмотрел на собеседника: лет сорока, сухопарый, веснушчатый, волосы рыжие, аккуратно уложенные небольшими волнами, на носу крохотные очки в золотой оправе.
Человек покачал головой:
— Я приехал в Рим не ради этого съезда, а совсем по другим делам. — Он протянул Джакомо руку. — Меня зовут Иеремия Уайт.
— Вы англичанин или американец?
— Я из Нью-Йорка. — Он пристально взглянул на Джакомо из-под маленьких очков и улыбнулся, демонстрируя превосходные крупные зубы. — Вы никогда не слышали мое имя? Наверное, вам неизвестно, что у нас с вами есть общий друг.
Джакомо вопросительно посмотрел на Уайта.
— Гельмут Вайзе.
От удивления Джакомо мог только воскликнуть:
— Не может быть!
— Да, да. Несколько лет назад, в Германии, мы вместе слушали курс истории. Я тогда только что закончил институт. С тех пор мы довольно часто переписываемся.
— И Гельмут… Вайзе говорил вам обо мне?
— Совсем недавно. Писал, что едет в Болонью. Он там преподавал, если не ошибаюсь.
— Ну да. Никогда не забуду его необыкновенные уроки немецкого. А вы простите, чем…