Возвращение тамплиеров
Шрифт:
Американец понял, что хотел спросить молодой человек.
— В Гарвардском университете я изучал историю религий. Но не преподаю. Только веду факультативный курс для очень немногих желающих. — Он засмеялся. — И имеющих деньги, разумеется.
Джакомо услышал хриплое гудение динамиков и повернулся в сторону зала.
— Почему бы нам не уйти отсюда? — предложил Уайт. — Мне хотелось бы с вами поговорить.
— В другой раз, — предложил Джакомо, направляясь в зал.
Теперь все собравшиеся выглядели усталыми и безучастными. Поэтому уже час спустя после начала дискуссии очередной
Тут дверь в глубине зала внезапно распахнулась, и на пороге появилась группа молодых людей. Человек двадцать парней и совсем юных подростков держались плотной группой, не скрывая своих агрессивных намерений. Они размахивали палками, резиновыми дубинками и цепями: все обриты наголо, все в черной униформе со множеством различных медалей, военных крестов и значков с фашистской символикой, особенно свастиками. Обнаженные по локоть руки были густо покрыты татуировкой. Глаза выдавали наркотический транс, но при этом горели презрением и ненавистью.
Желание драться у непрошеных гостей было более чем очевидным — точно так же, как и охвативший участников конгресса ужас, от которого они буквально онемели.
Раздался пронзительный голос предводителя драчунов:
— Наша организация тоже гуманитарная! Почему нас не пригласили?
— Евреи, вон отсюда! — закричал кто-то из его приспешников. — Концлагерь по вам плачет!
Вся группа издевательски захохотала. Это несколько сбило напряжение. Бледный как полотно председатель съезда взял микрофон, стараясь выдерживать мирный тон:
— Но здесь нет евреев.
— Зато есть негры! — гневно прозвучало в ответ.
— Ребята, чего мы ждем? — закричал главарь. — Проучим зажравшихся буржуев!
То был сигнал к атаке, которого ожидали одни и опасались другие. Через несколько секунд зал превратился в поле битвы. Вопили все: и парни с дубинками, нападавшие группами, и участники съезда, размахивавшие стульями.
Джакомо стоял сбоку, у стены, далеко от центра зала, где завязалась драка, и к тому же возле запасного выхода. Но он не хотел бежать от нападения, не хотел уйти от этой драки, вызванной слепой и глухой нетерпимостью. И в самом деле, ловкость, полученная благодаря занятиям спортом, позволила ему сперва уклониться от ударов палками, а потом крепко врезать ногами и кулаками двум нападавшим, — правда, это стоило Джакомо любимой шляпы.
Третий противник, злобно ухмыляясь, уже готов был наброситься на него, размахивая тяжелой цепью. Джакомо встретился взглядом с его маленькими, налитыми кровью глазками и понял, что речь теперь уже идет о жизни и смерти. Он сжал кулаки и приготовился к схватке. Вдруг дверь запасного выхода приоткрылась, и Джакомо, стоявший к ней спиной, почувствовал, как кто-то схватил его за руку.
Это был Иеремия Уайт.
— Идемте, скорее, скорее!
Парень с цепью в растерянности остановился, и Джакомо поспешил следом за американцем, бежавшим по коридору, который вел вниз, где находились туалеты и запасной выход. Другие тоже воспользовались эти путем для спасения.
Вскоре, спустившись по полутемной лестнице, они выбежали во двор,
— Провокаторы, которым ничего не светит.
Вскоре они подошли к аллее Трастевере и остановили такси.
— Может быть, поедем ко мне? — предложил Уайт.
— А где вы живете?
— На Авентинском холме.
Джакомо был потрясен, но, конечно, не показал своего изумления. Губы американца изогнулись в насмешливой улыбке.
— Вы ведь хотели там побывать, не так ли?
— Это верно. Только я не говорил вам об этом.
— Чтение мыслей или взаимное внушение? — вслух размышлял Уайт, пока Джакомо садился в такси.
Здание церкви Санта-Мария-дель-Приорато на Авентинском холме было именно тем самым, что осталось на загадочном рисунке, повторял про себя Джакомо. А эти даты, 1489–1989, написанные на обороте? Две последние одинаковые цифры, конечно же, заключали в себе некий смысл. Но так ли это? Вопросы эти молоточками стучали в голове Джакомо, глухо и ровно, словно пульсация одной и той же неотвязной мысли.
Возможно, человек, сидевший рядом с ним и выглядевший вполне беззаботно, был способен уловить эту мысль? И действительно, слова американца глубоко поразили Джакомо.
— Игра в лото, которое так любят в Италии, насчитывает девяносто чисел. Восемьдесят девять — предпоследнее из них, как бы возвещающее конец и ожидание нового начала. И действительно, последняя цифра в нем — девять. Она же — первая в числе девяносто, завершающем каждый цикл и начинающем новый. Согласно Пармениду, цифра девять относится к области абсолюта, соединяя голову с хвостом и таким образом замыкая идеальный круг кольца. — Он бросил на Джакомо испытующий взгляд и добавил: — Или короны.
— Вы тоже специалист по гаданию на цифрах, как и наш Гельмут?
— Я занимаюсь этим иногда лишь ради развлечения, — торопливо проговорил Уайт и продолжал: — У вас нет ощущения, будто нарастает нечто пока еще плохо различимое, что вот-вот обретет форму и явится на свет? Что-то подземное, медленно и не без труда выходящее на поверхность?
— Мировая война? Страшная катастрофа?
Уайт покачал головой:
— Не знаю. Я только предостерегаю. Возможно, это предвидение.
— Верно, — согласился юноша, думая о пророческих словах, которые нередко повторял падре Белизарио. — У меня тоже есть какое-то странное внутреннее ощущение.
Светлые, почти прозрачные, глаза американца слегка блеснули.
— Правильно, внутреннее.
Он принялся смотреть за окно на хаотичное движение машин, среди которого таксист пытался проделать путь, и, не отрывая взгляда от дороги, произнес:
— В Америке у меня есть друг, который работает на сейсмической станции. Он-то мне и сказал, что время от времени его приборы регистрируют какие-то странные толчки. Но это не движения земной коры и не вулканическая деятельность. Это какие-то загадочные брадисейсмы. Мой друг называет их «галопом подземной кавалерии». Любопытное сравнение, не правда ли?