Возвращение танцмейстера
Шрифт:
И один-единственный кадр в телевизоре изменил все. Попрощавшись с моряком, Арон покинул ресторан. Вернувшись в номер, он опустился на край кровати и долго сидел неподвижно, пока не принял решение. Он больше не пил в эту ночь. На рассвете он вызвал такси в аэропорт, находившийся в нескольких десятках километров от города. Приветливая женщина помогла ему оформить билет на Эстерсунд. Там его уже ждал прокатный автомобиль. Он заехал в город, снова купил палатку и спальный мешок, походный примус, кое-какую теплую одежду и карманный фонарик. Потом зашел в винный магазин и купил коньяк и вино, с расчетом, чтобы хватило на неделю. И наконец, купил в книжной лавке карту. Прежнюю он выкинул, как и кастрюли, примус, палатку и мешок. Кошмар повторяется, подумал он. У Данте в аду был круг, где грешников
Потом он выехал из города и остановился на заправке, где купил все имеющиеся местные газеты. Их оказалось две. Сел за руль и стал искать, что есть об убийстве. В обеих газетах новость была на первой полосе. Он не понимал ни слова, но запомнил название, каждый раз сопровождавшее фамилию Авраама Андерссона. Глёте. Надо думать, это название места, где жил Андерссон – Арону однажды за ним удалось проследить, – и где он впоследствии был убит. Повторялось и другое название – Дунчеррет. Но такого места на карте не значилось. Он вышел из машины и разложил громоздкую карту на капоте, пытаясь наметить план действий. Близко к дому лучше не подходить, к тому же есть риск, что полиция уже поставила заграждение.
То и дело сворачивая на проселки, он добрался до места под названием Идре. Это было довольно далеко от дома Андерссона, и если палатку увидят здесь, никто ничего не заподозрит – подумаешь, какой-то ненормальный турист решил вкусить прелести шведской осени.
Найдя подходящее место в конце какой-то просеки, он поставил палатку и закидал ее ветками. Это была тяжелая работа, и он очень устал. Но все же превозмог себя и поехал на север, сначала по дороге на Сётваттнет, свернул на Линселль и довольно легко нашел проселок, на котором стоял указатель «Дунчеррет-2». Но сворачивать не стал, а продолжил путь на Свег.
Перед самым поворотом к дому Герберта Молина ему встретилась полицейская машина. Он проехал поворот и примерно через километр свернул в лес на почти совершенно заросшую просеку. За три недели, что он прожил тут, поблизости от Молина, он изучил местность до тонкостей. Он подумал, что он похож на зверя, копающего запасные выходы из своей норы.
Он оставил машину и пошел много раз хоженной дорогой. Он не думал, что дом все еще охраняется, но на всякий случай то и дело останавливался и прислушивался. Наконец, он увидел в просвете между деревьями знакомый дом. Он ждал минут двадцать. Потом подошел к месту, где оставил тело. Земля была испещрена множеством следов, тут и там висели обрывки заградительной ленты. Интересно, похоронили ли его уже? Или судебные медики все еще занимаются трупом? Сообразили ли они, что следы на спине оставлены кнутом из буйволовой кожи, какие используют погонщики скота в пампасах? Он подошел к окну и приподнялся на цыпочки, так, чтобы видеть комнату. Высохшие кровавые следы на полу все еще были видны. Женщина, убиравшаяся у Молина, так, наверное, и не пришла, чтобы в последний раз навести чистоту.
Он направился знакомой дорогой к озеру. Именно оттуда он пришел в ту ночь, после трех недель ожидания. Другая женщина, та, что приезжала потанцевать с Молином, побывала накануне. Если эти шведы верны своим привычкам, раньше чем через неделю она не появится. И тот, кого, как теперь выяснилось, звали Авраам Андерссон, тогда тоже заезжал сюда накануне. В тот день он проследовал за Андерссоном до дома и увидел, как тот закрывает ставни и запирает сарай – явно собрался уезжать. Он прекрасно помнил, как к нему пришло решение, что время настало. В тот день шел дождь. Под вечер прояснилось, он пошел к озеру и выкупался в ледяной воде, чтобы голова была совершенно ясной. Потом забрался в спальный мешок и подождал, пока согреется. Оружие, которое он раздобыл, забравшись в какой-то дом по пути в Херьедален, лежало перед ним, разложенное на клеенке.
Время пришло. Странно, но его одолевали сомнения. Он ждал так долго, что уже не знал, что будет, когда этому ожиданию придет конец. Мысленно он вновь и вновь возвращался к страшным событиям последнего военного года, когда вся его жизнь разлетелась на куски, так что он никогда уже не смог собрать
Он шел по берегу, обходя валуны и поваленные стволы, и все время прислушивался. Но было совершенно тихо, ни звука, кроме неумолчного шума ветра в лесу.
Подойдя к месту, где он ставил палатку, он подумал, что совершенное убийство, и даже не столько само убийство, а желание убить, не превратило его в чудовище. Он остался обычным человеком, и он не хотел никому причинять страдание. При любых других обстоятельствах ему бы и в голову не пришло совершить нечто подобное. То, что он сделал с Гербертом Молином, растворилось, исчезло в тот самый момент, когда он оставил в лесу его обнаженный труп.
Нет, думал он, насилие не отравило мое сознание. Все, что копилось долгие годы, просто оглушило меня. Это я превратил спину Молина в кровавые лохмотья. И все же это был не я.
Он сел на поваленный ствол, вертя в руках еловую ветку. А сейчас – избавился ли он от своей ненависти? Обретет ли он покой в оставшиеся ему годы жизни? Он не мог этого знать. Но он надеялся. Он даже поставит свечку за упокой души Герберта Молина в той маленькой церквушке, мимо которой проходил каждый день по дороге в мастерскую. Может быть, даже выпьет рюмку за него – теперь, когда тот мертв.
Он не двигался с места, пока не начало смеркаться. Мысль, не раз приходившая ему в голову, пока он жил тут, появилась вновь. Лес – это собор, стволы деревьев – колонны, поддерживающие невидимые своды. Несмотря на холод, в душе его был покой. Будь у него с собой полотенце, он пошел бы к воде и поплыл на глубину.
Уже в темноте он вернулся к машине и поехал в Свег. И там произошло это странное совпадение – за соседним столиком сидели двое и говорили о Герберте Молине и Аврааме Андерссоне. Сначала он подумал, что ему послышалось. Он не понимал шведского языка, но имена повторялись раз за разом. Он вышел в вестибюль и, пользуясь тем, что за стойкой никого не было, прочитал в журнале, что в гостинице живут двое, называющих себя «следователи». Он вернулся в ресторан – они не проявляли к нему никакого интереса. Он напряженно вслушивался. Ему удалось уловить еще несколько имен, среди прочих – Эльза Берген или что-то в этом роде. Один из полицейских все время писал что-то на обратной стороне счета, а уходя, швырнул скомканную бумажку в пепельницу. Он подождал, пока официантка выйдет в кухню, подошел к столу, схватил бумажку и быстро покинул гостиницу. Подъехав к тихой стоянке, он остановил машину и попытался при свете карманного фонарика прочитать, что там написано. Самое важное – новое имя, имя женщины, Эльза Берггрен. Три имени – Герберт Молин, Авраам Андерссон и Эльза Берггрен были соединены стрелками, образующими треугольник.
Рядом с именем «Андерссон» была изображена свастика. И большой знак вопроса.
Перекусив, он снова сел в машину и поехал на Линселль и далее на Глёте. Он поставил машину за штабелями бревен и пошел в лес искать подходы к дому Авраама Андерссона. И наконец забрался на холм, где он и сидел сейчас с биноклем. Он не знал, что хочет увидеть. Но понимал, что только в непосредственной близости от места убийства можно надеяться получить ответ на мучащий его вопрос – что же произошло? Кто убил Авраама Андерссона? И не послужил ли он сам косвенной тому причиной, потому что это он, и никто другой, убил Герберта Молина? Он должен выяснить это до возвращения в Буэнос-Айрес, иначе чувство вины будет преследовать его до конца жизни. Выходило так, как будто последнее слово осталось за Гербертом Молином. Месть обернулась против мстителя.