Возвращение в небо
Шрифт:
Действительно, за "коброй" Дранищева тянулась белая полоса распыленной воды или пара. Его самолет начал отставать.
Ведущий передал по радио:
– Возвращайся домой. Лейтенант Костырко, сопровождайте командира звена на аэродром!
Если бы даже не прозвучала такая команда, Николай Костырко никогда не оставил бы своего лучшего друга, да к тому же над оккупированной территорией. И два истребителя, отделившись от группы, быстро пропали из поля зрения...
Мы довели "петляковых" до цели, завязали бой с "мессершмиттами",
Оставив самолеты в капонирах, мы заспешили на КП, надеясь узнать о благополучном возвращении двух неразлучных друзей. Но здесь о Дранищеве и Костырко ничего не было известно. Мы просто остолбенели: "Как? Куда они могли деться?"
Ответа на этот вопрос нет и по сей день... То, что случилось с ребятами, так и осталось загадкой. Может, один из самолетов, теряя высоту, совершил посадку в поле, а рядом приземлился второй? Может, оба потерпели катастрофу? Может, на них напали "мессершмитты"?..
Без вести пропавшие... Так числились в документах после этого несчастного случая Женя Дранищев и Коля Костырко... Так мы говорим о них и сейчас, спустя тридцать лет... А порою мне кажется, что мои дорогие однополчане - и поныне в полете. Для офицеров и солдат нашего полка Дранищев и Костырко навсегда остались жизнерадостными, мужественными юношами, какими были почти все мы в ту пору.
Не погостил Женя Дранищев в родных Шахтах, не возвратился Коля Костырко на любимую свою Украину. Не осталось даже могил этих мужественных офицеров. Но навеки живет в сердцах ветеранов 9-го гвардейского светлая память об этих двух юношах - русском и украинце, преданно любивших свою Отчизну и отдавших в борьбе за ее счастье свою молодую жизнь...
23 августа блестящей победой советских войск завершилась Курская битва. Одновременно был освобожден Харьков.
Маршруты наших постоянных полетов уже протянулись к самым дальним городам Донбасса. В связи с этим в последних числах августа полк перебазировался на аэродром вблизи села Павловка, километрах в двадцати от Гуково.
Наши потери значительно отразились на боеспособности полка. Прошел слух, что нас пошлют в тыл на пополнение личным составом и материальной частью. Но обстоятельства сложились иначе: в полк прибыла большая группа летчиков, а через несколько дней специальные перегонщики пригнали на наш аэродром партию "аэрокобр".
– И где вы их только берете?
– спросил кто-то перегонщиков.
– В Америке, - безразличным тоном ответили те.
– Через Аляску и Дальний Восток прилетели прямо к вам, в Павловку...
Каждая эскадрилья занимала теперь отдельное помещение. В общежитиях летчиков дневальными были девушки, служившие в полку мотористами и оружейниками. Во время дежурства девчата убирали
На второй день после перелета в Павловку я надел утром ту самую гимнастерку, в которой прилетел и на которой были прикреплены все мои боевые награды, в том числе и Золотая Звезда.
В дверях меня остановила дневальная.
– Товарищ старший лейтенант, что на вас за рубашка!
– Заношенная, - спокойно ответил я.
– Ты, девушка, хочешь сделать мне приятное?
– А есть у вас другая гимнастерка?
– Я был бы никудышным хозяином, если бы все время ходил в одной.
– Оставьте эту на кровати. Ведь сегодня вечером будут танцы.
Я послушался доброго совета. Натянул старую, выгоревшую на солнце гимнастерку. Она была почти белой, и лишь на груди, под орденами и Звездой, оставались темные пятна. В ней я ходил ежедневно, на ней носил и награды, с которыми не раз вылетал и за линию фронта. Так теперь делали почти все.
Переодевшись, заторопился на улицу, где ожидала машина, следовавшая на аэродром. Только собрался перемахнуть через борт машины, как кто-то из товарищей сунул мне в руки письмо, переданное еще вчера разносчиком почты. Хлопцы, увидев письмо, загалдели.
– Любовь находит нас повсюду, - продекламировал мой сосед.
– Читай громко!
– потребовал кто-то. Я засунул письмо в карман гимнастерки, даже не взглянув на адрес.
Наш аэродром возле Павловки имел некоторые особенности рельефа: на одном его конце, именно там, где находился КП, возвышался курган, насыпанный, по-видимому, еще скифами. Вчера мы уже слазили на курган и с его высоты осматривали окрестности. Именно тогда командир полка, увидев среди нас Амет-Хана, подозвал его к себе и мы стали свидетелями их разговора.
– Как твой самолет после ремонта?
– спросил Морозов.
– Не годится, товарищ подполковник.
– Что это значит?
– Собственно, он годится, товарищ командир... только для одного - стоять на аэродроме...
– Но ты же перелетел на нем сюда, вот и на задание сходишь, - твердо сказал Морозов.
– Если техники заменят мотор на новый или на исправный... Иначе опасно.
– Выходит, отказываешься от своего самолета?
– Отказываюсь, товарищ подполковник, - со вздохом подтвердил Амет-Хан.
Морозов немного постоял, подумал, потом приказал подготовить машину Амет-Хана к вылету. Вася Погорелый тут же подкатил на эмке и повез командира к злополучной "аэрокобре".
Мы следили с кургана за тем, как Морозов сел в кабину, как решительно вырулил на старт, опробовал мотор на больших оборотах и пошел на взлет. Амет-Хан замер, прижав к губам кончики пальцев. Мы приумолкли, ожидая, что будет. И тут на наших глазах произошло одно из тех чудес, которые принято называть невероятными.