Возвращение в Оксфорд

Сэйерс Дороти Ли

— Надо же, где встретились! Когда мы виделись в последний раз, меня несли на носилках.

— Совершенно верно, сэр. Я имел честь вас откапывать.

— Помню! Я и сейчас рад вас видеть, но как я был рад тогда!

— Да, сэр. Ах, господи, мы-то думали, что в этот раз вам конец. Я так и сказал Хакету — помните малыша Хакета, сэр?

— Рыжий пострел? Еще бы. Что с ним стало?

— Водит грузовик в Рединге, сэр. Женат, трое детей. Я и говорю Хакету: пропал наш Трехглазка — уж простите, сэр, — а он мне: вот беда! А я ему: нечего слюни распускать, может, еще не все потеряно. Так мы…

— На самом деле я больше испугался, чем пострадал, — сказал Уимзи. — Неприятная штука — гореть заживо.

— Так вот, сэр, мы как нашли вас на дне этого блиндажа, на вас еще балка рухнула, я говорю

Хакету, ну, хоть руки-ноги при нем, а он мне: спасибо немчуре! В том смысле, что блиндаж-то фрицы вырыли…

— Да, — сказал Уимзи. — Тут мне повезло. А вот бедного Данбери мы тогда потеряли.

— Да, сэр. Такая беда. Приятный молодой джентльмен. А с капитаном Сиджвиком вы видитесь?

— Да, только недавно виделся с ним в клубе «Беллона». К сожалению, он не очень хорошо себя чувствует. Он ведь тогда газу наглотался. С легкими непорядок.

— Жаль, сэр. Помните, как он вышел из себя из-за того хряка…

— Тише, Паджетт. О хряке ни слова.

— Не хряк, а объедение! — мечтательно произнес Паджетт, облизывая губы. — Слышали, что случилось со старшим сержантом Тоупом?

— С Тоупом? Нет, потерял его из виду. Надеюсь, ничего плохого. Лучший старший сержант, какого я видел.

— И не говорите, сэр. — Улыбка Паджетта стала еще шире. — Нашел себе пару. Крошка — чуть выше стола, но бог ты мой, какая хватка!

— Да ну!

— Да, сэр. Когда я присматривал за верблюдами в зоопарке…

— О боже, Паджетт!

— Да, сэр, я их там встретил, мы погуляли немного. Потом заходил к ним. Ну, я вам скажу, она ему спуску не дает! Старший сержант у нее стоит по стойке «смирно». Как в той песенке: «Пилит детину со шкаф высотой …»

– «…А сама от горшка два вершка». [256] Так-так! Как пали сильные на брани! [257] Кстати, а я на кого наткнулся на днях — не поверите…

256

Строки из стихотворения Эдгара Бэйтмана «Стыдоба», о крошечной жене, которая прибрала к рукам великана-мужа, — это стихотворение было чрезвычайно популярно в конце XIX века, его декламировали со сцены комедианты, оно было положено на музыку и исполнялось как песня в мюзик-холлах.

257

2 Цар. 1:32.

Казалось, поток воспоминаний никогда не иссякнет, но тут Питер наконец очнулся. Он извинился перед Гарриет и поспешно распрощался, пообещав Паджетту, что непременно вернется поболтать о старых добрых временах. Паджетт, все еще улыбаясь, закрыл тяжелые железные ворота и запер засов.

— А майор почти и не изменился, — заметил он. — Конечно, тогда он был гораздо моложе, только получил звание, и отличный был офицер: видел всех насквозь. А уж с бритьем — прямо тиран!

Паджетт оперся рукой о кирпичную стену привратницкой и, казалось, полностью погрузился в воспоминания.

— Бывало, разгон нам устраивал: говорил, значит, так, ребята, если уж нам судьба предстать перед Творцом, так хоть с бритым подбородком! Мы его звали Трехглазкой за это его стеклышко — но по-хорошему, без сердца. Никто бы дурного слова про него сказать не позволил. А потом к нам прислали одного сквернослова, а у нас этого не любили. Кажется, его звали Хаггинс… Хаггинс, точно. Ну, он думал всех посмешить и взял моду называть майора «маленький лорд» и употреблять всякие оскорбительные эпитеты…

Паджетт помедлил, пытаясь подобрать пример, подходящий для слуха леди, но, не преуспев, повторил:

— Оскорбительные эпитеты, мисс. А я ему и говорю — причем я тогда еще не получил свои нашивки, был простой рядовой, как и он, — говорю ему: «Хаггинс, пошутковал, и будет». А он мне… ну, в общем, подрались мы с ним, мисс.

— Боже мой, — сказала Гарриет.

— Да, мисс. У нас тогда передышка вышла, и на другое утро старший сержант нас на смотр выставил — а тут такие фамильные портреты, что держись! А старший сержант, Тоуп, значит, который теперь женился, так он ни слова не сказал — хоть и знал,

как дело было. И адъютант знал, тоже не сказал ничего. А тут вдруг сам майор выходит. Адъютант дает команду «стройся», стою я по стойке «смирно», надеюсь, что выгляжу получше Хаггинса. А майор говорит, доброе утро, а сержант и адъютант ему отвечают, что, мол, доброе. И он начинает болтать как ни в чем не бывало со старшим сержантом, а сам по сторонам-то глазами и стреляет. И вдруг говорит: «Старший сержант!» Тот: «Да, сэр?» — «Что этот человек такое делал?» И на меня показывает. А сержант ему: «Сэр?» И на меня смотрит, будто первый раз в жизни видит. «Кажется, с ним произошел несчастный случай, — говорит майор. — А вон тот что? Что-то мне это не нравится. Ну-ка выводите их из строя». Ну, старший сержант вывел нас, а майор так хмыкнул и спрашивает про меня — этого как зовут? Сержант ему: «Паджетт, сэр». — «Ну что же, Паджетт, вы такое делали?» — спрашивает он меня. «О ведро споткнулся и упал, сэр», — говорю. А сам смотрю ему куда-то через плечо одним глазом, второй-то у меня заплыл. «О ведро? — говорит. — Да, ведро — опасная штука. Ну а второй, видно, поскользнулся на тряпке?» Старший сержант говорит Хаггинсу: майор спрашивает, ты на тряпке поскользнулся? «Так точно, сэр!» — отвечает Хаггинс, с трудом так, рот-то у него разбит. «Ну что ж, — говорит майор. — Вы, старший сержант, как тут закончите, поставьте этих двоих на хозяйственные работы, дайте им каждому по тряпке и по ведру — пусть поучатся обращению с этими опасными устройствами». — «Так точно, сэр!» — отвечает старший сержант Тоуп. «Продолжайте!» Ну, мы продолжили. А Хаггинс мне потом говорит: «Думаешь, он знает?» — «Ха! — говорю. — Ясное дело, знает. Ты мне скажи, чего он не знает». И уж после этого Хаггинс свои грязные словечки при себе держал.

Гарриет выразила должное восхищение по поводу этого эпизода, пересказанного с явным удовольствием, и попрощалась с Паджеттом. По какой-то причине этот случай с ведром и тряпкой обеспечил Питеру вечную преданность Паджетта. Мужчины все-таки очень странные создания.

Под аркой трапезной никого не было, но, проходя западную стену часовни, она увидела какой-то темный силуэт в профессорском саду. Гарриет проследовала за силуэтом. Ее глаза привыкли к сумраку летней ночи, и она разглядела, что какая-то фигура быстро ходит туда-сюда, туда-сюда, только длинный подол шуршит по траве.

В тот вечер только одна дама в колледже надела длинное платье со шлейфом — мисс Гильярд. Полтора часа ходила она по профессорскому саду.

Глава XVIII

Скажите этому остроумцу, крестнику моему, чтобы отправлялся домой. Не время сейчас здесь дурачиться! [258]

Королева Елизавета

— Боже мой! — воскликнула декан.

Застыв с чашкой в руке у окна профессорской, она с интересом смотрела во двор.

258

Слова, переданные королевой Елизаветой I ее придворному, писателю Джону Харингтону (1561–1612), одному из 102 крестников бездетной королевы, изобретателю сливного унитаза и автору знаменитой эпиграммы «Мятеж не может кончиться удачей, / В противном случае его зовут иначе». Перевод с англ. С. Маршака.

— В чем дело? — спросила мисс Эллисон.

— Кто этот необычайно красивый молодой человек?

— Жених Флаксман, насколько я понимаю. Или нет?

— Красивый молодой человек? — заинтересовалась мисс Пайк. — Дайте-ка мне посмотреть. — И она придвинулась к окну.

— Не болтайте чепухи, — откликнулась декан. — Флаксманского Байрона я прекрасно знаю. А это пепельный блондин в пиджаке Крайст-Черч.

— О боже! — сказала мисс Пайк. — Аполлон Бельведерский в белоснежных штанах. Кажется, сам по себе. Что примечательно.