Возвращение в Оксфорд
Шрифт:
— Спасибо большое, — сказала мисс Пайк. — Это исчерпывающее объяснение. В наше время не будет слишком большой вольностью провести параллель со старомодным корсетом, который мог причинять сходные неудобства.
— Неудобство могло быть еще более значительным в случае ношения доспехов, — добавил Уимзи, — их приходилось подгонять с большой точностью, чтобы в них вообще можно было двигаться.
В этот момент мисс Бартон отвлекла Гарриет каким-то замечанием, и она потеряла нить разговора, а когда снова прислушалась, мисс Пайк рассказывала своим соседям любопытные подробности о минойской цивилизации, а ректор явно ждала конца ее объяснений, чтобы снова вонзить когти в лорда Питера.
— Кажется, они там отлично поладили, — сказала Гарриет.
— Мисс Пайк любит работать на публику, — ответила мисс Гильярд с такой злобой, что Гарриет застыла в изумлении.
— Мужчине полезно иногда посидеть и послушать, — заметила она.
Мисс Гильярд рассеянно согласилась. После небольшой паузы, во время которой все продолжали трапезу, она вновь заговорила:
— Ваш друг уверяет, что может обеспечить мне доступ к одной частной коллекции исторических документов во Флоренции. Как вы полагаете, он действительно намерен это сделать?
— Если он обещал, то обязательно сделает.
— Приму ваше ручательство, — сказала мисс Гильярд. — Я рада это слышать.
Тем временем ректор вновь завладела вниманием гостя и что-то серьезно говорила ему негромким голосом. Он внимательно слушал, чистя яблоко, узкие ленты кожуры медленно скользили между его пальцами. Он что-то спросил, покачал головой:
— Это очень маловероятно. Я бы сказал, почти никакой надежды.
Гарриет спрашивала себя, уж не обсуждают ли они анонима, но в этот момент Питер произнес:
— Триста лет назад это значило довольно мало. Но сейчас на дворе век национального самоутверждения, колониальной экспансии, век варварских вторжений, упадка и разрушения — все сжаты во времени и пространстве, все вооружены отравляющим газом и следуют восходящему движению развитой цивилизации. В такой век принципы опаснее страстей. Стало необыкновенно легко убивать людей в огромных количествах, а первое, что делает принцип — если это действительно принцип, — убивает кого-то.
— Настоящая трагедия не в борьбе добра со злом, а в борьбе добра с добром. У этого конфликта нет решения.
— Да. И это, разумеется, не может не тревожить упорядоченный ум. Можно покориться неизбежному, и тебя назовут кровожадным прогрессистом. Или можно пытаться выиграть время, и тогда тебя назовут кровожадным реакционером. Но когда главный аргумент — кровь, то любой спор обернется кровопролитием.
Ректор и бровью не повела, услышав это пророчество.
— Иногда я думаю, можно ли выиграть что-нибудь, пытаясь выиграть время.
— Ну, если достаточно долго не отвечать на письма, некоторые из них ответят сами на себя. Никто не может предотвратить падение Трои, но человек скучный и осмотрительный может вынести из города ларов и пенатов, хоть он и рискует, что к его имени приклеится эпитет pius. [241]
241
Речь идет об Энее, который спас из горящей Трои домашних богов, маленького сына и престарелого отца. В «Энеиде» его имя действительно часто сопровождается эпитетом pius — «благочестивый».
— Считается, что университеты всегда должны быть в авангарде прогресса.
— Но все эпические битвы — удел арьергарда: взять хоть Ронсеваль, хоть Фермопилы. [242]
— Что
Она окинула взглядом весь Высокий стол, поднялась и величественно вышла из трапезной. Питер вежливо прислонился к панелям, давая дорогу донам, и оказался у края помоста как раз вовремя, чтобы поймать шарф, соскользнувший с плеч мисс Шоу. Гарриет спускалась по ступенькам между мисс Мартин и мисс де Вайн, которая заметила:
242
Тут упоминаются славные, но проигранные битвы: битва в Ронсевальском ущелье 778 года (описана в «Песни о Роланде») и Фермопильское сражение 480 года до н. э. В обоих случаях речь идет о долгом и героическом сдерживании превосходящих сил противника.
— Вы — смелая женщина.
— Почему? — спросила Гарриет. — Потому что привожу сюда своих друзей и подвергаю их испытанию?
— Ерунда! — вмешалась декан. — Мы все вели себя примерно. Даниил до сих пор не съеден — один раз он даже укусил льва. Кстати, он правда догадался?
— Про музыкальный слух? Может, даже чуть более нечаянно, чем изображал.
— Он собирается весь вечер расставлять нам капканы?
На мгновение Гарриет поразилась, как странно все складывается. Она снова смотрела на Уимзи как на опасного противника, встав на сторону женщин, которые со странным великодушием принимали у себя инквизитора. Однако она ответила:
— Если и собирается, то на самом виду и галантно продемонстрировав механизм действия.
— Уже после того, как жертва попалась. Очень утешительно.
— Этот мужчина способен обуздать себя, когда ему нужно, — сказала мисс де Вайн, отмахиваясь от легкой пикировки. — Мне жаль того, кто пойдет против его принципов, каковы бы они ни были и если они вообще есть.
Она отделилась от группы и угрюмо направилась в профессорскую.
— Любопытно, — заметила Гарриет. — Она сказала о Питере Уимзи то, что я всегда думала о ней самой.
— Узнала родственную душу?
— Или противника, достойного ее клинка… Но я зря так говорю.
Тут Питер и его спутница поравнялись с ними, и декан увела вперед мисс Шоу. Питер улыбнулся Гарриет странной, вопросительной улыбкой:
— Что вас тревожит?
— Питер, я чувствую себя Иудой!
— Чувствовать себя Иудой — одна из профессиональных обязанностей сыщика. Боюсь, это работа не для джентльмена. Ну что, умоем руки, как Пилат, и будем гордиться своей респектабельностью?
Она взяла его под руку:
— Нет, мы уже ввязались. Давайте вместе опускаться на дно.
— Замечательно. И будем сидеть на сточной трубе, как те любовники в фильме Штрогейма. [243]
Под тонким сукном она чувствовала его мускулы, успокаивающее тепло руки. Гарриет подумала: «Мы с ним — из одного мира, все остальные — пришельцы». И еще: «Черт бы их всех побрал! Это наша личная битва, что они все тут делают?» Но это было абсурдно.
— Что мне нужно делать, Питер?
243
Эрих фон Штрогейм (1885–1957) — американский режиссер, актер и сценарист. Речь, скорее всего, идет о фильме «Алчность» (1924), где герои постепенно опускаются и теряют человеческий облик.