Возвращение. Танец страсти
Шрифт:
Город постоянно атаковали, налет следовал за налетом, в основном это были немецкие и итальянские бомбардировщики, которые за несколько часов сбросили тысячи бомб и расстреляли из пулемета сотни невинных людей, пытавшихся спастись бегством. Были уничтожены все жители, в пылающих домах гибли целые семьи. Сообщалось, что едва живые жертвы, пошатываясь, пробирались к руинам сквозь дым и пыль, чтобы попытаться откопать своих родных и друзей, но их самих накрывало следующей волной бомбежки. За один вечер погибло более полутора тысяч людей.
Убийства невинных людей
— Если Франко полагает, что он выиграет войну, разрушив все города, — заметил Франсиско, ненависть которого становилась все сильнее с каждым поражением республиканцев, — то он ошибается. Пока он не занял Мадрид, у него нет ничего…
Уничтожение Герники, которое так сильно повлияло на Антонио и Франсиско и на всех остальных сторонников Республики, лишь укрепило их решимость противостоять Франко.
Если зверства в Гернике только усилили стойкость защитников Мадрида, то жителям Бильбао они внушили ужас. Эффект, который данный акт произвел на жителей этого северного города и на тех, кто искал здесь убежища, был похож на настоящую панику, что и планировали фашисты. Если Франко таким образом смог стереть с лица земли один город, тогда он, скорее всего, без всяких колебаний поступит так и с другими. Частота бомбардировок изумила даже тех, кто пережил бесконечные, ежедневные атаки в Бильбао. На улицах и в очередях люди говорили только об этом.
— Вы слышали, что они сделали? Они дождались четырех часов дня, люди вышли из домов на рынок, и в этот момент они сбросили бомбы.
— Они прилетали снова, снова и снова. Целых три часа… пока город не сравнялся с землей, пока всех не убили.
— Говорят, прилетело сразу пятьдесят самолетов, бомбы сыпались, как капли дождя.
— От города ничего не осталось…
— Нужно попытаться увезти отсюда детей, — сказала Мерседес сеньоре Санчес.
— А где найти безопасное место? — вопросом ответила она. — Если бы такое существовало, я бы уже давно их отослала.
Сеньора Санчес смирилась с положением дел в Бильбао, ее мысли были заняты только настоящим моментом. Выжить для нее стало не вопросом о том, как уехать из города, а ежедневной борьбой. И мольбой о спасении.
— Я слышала, что отплывает несколько кораблей, они увезут людей в безопасное место.
— Куда они их повезут?
— В Мексику, Россию…
На лице сеньоры Санчес возникло выражение полнейшего ужаса. Она видела снимки детей, приехавших в Москву на поезде. Город казался таким чужим: транспаранты на непонятном языке, пионеры, встречающие прибывших с цветами, кругом такие чужие, такие незнакомые лица…
— Я не могу даже подумать о том, чтобы мои дети уехали неведомо куда. Как ты можешь такое предлагать?
От злости и страха она заплакала. Сеньора Санчес даже не представляла, какое расстояние им придется преодолеть и чем окончится это путешествие. Материнский инстинкт подсказывал ей, чтобы она никуда не отпускала своих детей.
— Это лишь
Теперь люди стояли в очередях, чтобы их дети попали на эти корабли, и они были еще длиннее, чем очереди за хлебом. Ужасы Герники, убийство ни в чем не повинных людей, методичное разрушение целого города заставили каждого в Бильбао посмотреть в глаза жестокой правде: то же может случиться и с их собственным городом.
Чтобы полностью уничтожить город, можно провести атаку с земли, с моря, с воздуха — нигде не укроешься, по крайней мере в Испании. Как и многие родители в Бильбао, сеньора Санчес была поставлена перед фактом, что ее отпрыскам лучше уехать в безопасное место. В конечном итоге, говорили, что это всего лишь на три месяца.
Больше восемнадцати часов Мерседес с сеньорой Санчес и четырьмя ее детьми ожидали своей очереди, чтобы подать документы на эвакуацию. Все нервничали, поглядывали на яркое чистое небо и задавались вопросом, сколько минут отсрочки окажется у них в распоряжении между первым появлением самолета и тем, как земля затрясется от взрыва. Они стояли в очереди на корабль «Гавана», который отплывал в Англию. Хотя сеньора Санчес даже не представляла себе эту страну, она знала, что Великобритания значительно ближе всех остальных предложенных мест, поэтому она сможет увидеть своих детей значительно раньше.
После всех этих часов терпеливого ожидания наконец подошла очередь Марии Санчес просить за своих драгоценных сыновей и дочерей.
— Пожалуйста, скажите, какого возраста у вас дети, — сказал чиновник.
— Трех, четырех, девяти и двенадцати лет, — ответила она, указывая на каждого ребенка по очереди.
Чиновник изучающе посмотрел на детей.
— А вы? — спросил он, обращаясь к Мерседес.
— Ой, я не ее дочь, — сказала она. — Я просто помогаю присматривать за детьми. Моего имени нет в заявлении.
Мужчина что-то проворчал, делая пометки в форме, лежащей перед ним.
— Двое младших детей не подходят по возрасту, — пояснил он, вновь обращаясь к сеньоре Санчес. — Мы берем детей от пяти до пятнадцати. Двое старших могут ехать, но сначала вам нужно ответить на несколько вопросов.
После этого он стал выкрикивать вопросы, требовавшие немедленного правдивого ответа: где работает отец, его вероисповедание, к какой партии принадлежит. Мария честно ответила на все. Сейчас было не время для лжи. Ее муж был членом профсоюза и членом социалистической партии.
Чиновник отложил ручку и взял в руки папку, лежавшую на столе, открыл ее и провел пальцем вниз по колонке, молча что-то считая. Несколько минут он продолжал делать записи. Необходимо было разместить детей, чьи родители принадлежали к разным политическим партиям, согласно голосам, набранным этими партиями на последних выборах. Дети были разделены на три группы: республиканцы и социалисты, коммунисты и анархисты, националисты. Казалось, что корабль полон, что для детей социалистов мест нет.