Возвращение
Шрифт:
- Уговорили через взятку ставить фильм в конюшне. – Сообщил моющий руки тракторист.
- А что ему дали?
- Дело уладили бутылкой самогонки.
- Так что Гриша привёз?
- «Тарзана». – Ответил Николай и добавил: - Говорят фильм мировой…
- Конечно, пошли.
Сильно пьяный Григорий уже колдовал над хитрой техникой. Карбюраторный движок обеспечивал киноаппарат электричеством и так сильно тарахтел, что порой нельзя было разобрать слов. Экран из парусины повесили прямо на стену. Входной билет стоил 20 копеек
- Дядь, пусти! – канючили безденежные пацаны.
- Без денег не пущу! – стоял на своём Кульминский.
Вокруг него толпились десять мальчишек одного возраста совершено разной внешности. В круговерти около киноустановки мелькали азиатские лица, характерные носы представителей Кавказа совались в нутро громкого двигателя. Рядом стояли русоволосые подростки со славянскими чертами, и суетился один типичный еврей.
- О роговцы прибежали. – Сказал кто-то сбоку.
- К ним кино никогда не возят, - откликнулся щёлкающий семечки Сафонов, - их деревенька всего на десять дворов.
- Рогов после войны вообще чудом сохранился…
Деревенская «шпана» стремилась попасть в кино бесплатно. Принципиальный киномеханик их не пропускал. Пока Кульминский отвлёкся на путающегося под ногами азиата, грузин сделал ему «подлянку» - насыпал соли в бензин.
- Вот подлецы! – заругался матом близорукий Гриша.
- Так тебе скряга и надо! – веско сказал типичный житель Прибалтики, и пацаны как по команде начали организованно отступать в соседнюю деревню Рогов.
Пугливая искра пропала намертво, движок тупо заглох и не заводился.
- Чего они все такие разные? – спросила заинтересованная Саша.
- Во время войны в их деревне не осталось ни одного мужчины, только десять женщин от двадцати до сорока лет и несколько древних старух. – Начал рассказывать Николай. – На кого пришли похоронки с фронта, кто-то погиб в партизанах.
- Все до единого? – ахнула впечатлительная девушка.
- Под корень…
Пока киномеханик сливал бензин и заливал новый, Сафонов поведал Александре страшную историю:
- Когда немцы отступили, к ним зашло одно подразделение гвардейской дивизии. Командовал ими боевой русский сержант. В подчинении у него был настоящий интернационал: Армянин, казах, украинец, узбек, татарин, эстонец, белорус, грузин и еврей. Сержант зашёл в лучшую с виду хату деревни и попросился на постой. Его встретила миловидная женщина с пышной грудью, которая ошарашила красноармейца: «То, о чём я попрошу, наверное, вас покоробит… Но постарайся понять. Война отняла у нас мужчин. Для того чтобы жизнь продолжалась, нам нужны дети. Подарите нам жизнь».
Николай замолчал, с преувеличенным вниманием глядя на суету крикливого киномеханика.
- Солдаты разошлись по разным избам, и через девять месяцев одновременно родилось десять здоровых мальчиков.
- Теперь у деревни есть будущее! – сказала Александра и вытерла слёзы.
Кульминский, наконец, запустил капризный агрегат.
- Ну, это кино, - смеясь, предложил Николай, - пошли лучше погуляем.
- Я не против…
Откровенно говоря, Саше на происходящее на экране было наплевать. Она сидела на скамеечке рядом с Николаем и её сердце сладко замирало.
- Неужели? – задавала она один и тот же вопрос.
До этого дня Александра даже сама себе не признавалась, что живёт в Криницах только потому, что здесь живёт Николай. Когда она первый раз увидело его в немецком концлагере, то сразу почувствовала сильную симпатию.
- Может он признается, что я ему симпатична?
Александра устала ждать внимания, нравящегося ей мужчины. Николай до этого относился к ней как к сестре, внимательно и уважительно.
- Ведь у него нет зазнобы… - успокаивала себя Саша и ждала.
Они вышли из импровизированного кинотеатра и неторопливо пошли к дому. Хату Сафоновы поставили на самом краю села, и идти им было полчаса, а если неторопливо – час.
- Глянь Шура, - кивнул Коля в сторону кучкующихся людей, - бабы новости по радио слушают.
- Чего там может быть интересного?
Первый ламповый приёмник «Родина» появился в колхозной конторе совсем недавно. По нему слушали всем миром сводки о состоянии здоровья Сталина. Когда они проходили мимо как раз сообщили о смерти вождя. Бабка Настя Митина стала причитать:
- Милые, что ж мы будем делать без кормильца?
- Горе нам! – заголосили бабы.
Люди, сгрудившиеся вокруг приёмника вынесенного на крыльцо, зарыдали и закричали.
- Как жить дальше? – подхватили мужики.
- Война сызнова будет! – веско сказал дед Гаврила.
Сафонов и Шелехова тоже опечалились, но закалённые боевой юностью не подали вида, а пошли дальше. Александра шла слегка ошарашенная новостью, а потом спросила:
- Изменится что-то, как думаешь?
- Конечно, изменится, - внезапно засмеялся Николай и добавил, - ведь я скоро женюсь.
- Как женишься? – резко остановилась Саша.
- Также как все люди…
- У тебя же подруги не было!
- Была, - заулыбался молодой мужчина, - только я её в партизанском отряде потерял. Её тогда ранило, и поэтому отправили в госпиталь.
Александру словно ударили по голове паленом. Признание Николая явилось для неё полнейшей неожиданностью и оглушило больше чем уход из жизни Великого вождя. Она собрала последние остатки воли и, сдерживая дрожь в голосе, спросила:
- Как её зовут?
- Валентина! – мечтательно произнёс Сафонов: – Я её долго искал, а она оказывается, спокойно в Унече живёт. Представляешь, вчера случайно встретил на улице и она меня узнала.
- Счастье-то, какое!
– кусая губы, сказала Саша и отвернулась.